А потом с мальчишеской непосредственностью предложил:
– А пойдемте, съедим что-нибудь?
Фельдфебель у дверей пробурчал, что тоже бы заморил червячка.
– Червячка в Королеве заморили, – усмехнулся координатор, но Юра Стромынцев шутки не оценил.
Прошел через зал, развернул кресло координатора к себе и отчеканил удивленному вояке в лицо:
– В моем присутствии потрудитесь подобные высказывания оставить при себе! Если бы Червяк и Паша Ран не пожертвовали жизнью ради общего блага, аукались бы вы сейчас по болотам да телефонный кабель изобретали!
Дело тонкое. Двое парней, хакеров, на второй день Катастрофы пробрались в развалины Центра управления полетами. Они грубо и топорно, но перенастроили три десятка спутников разного назначения на управление по резервным каналам. Лишь благодаря их вылазке после Большой войны постепенно удалось восстановить связь почти с половиной мира. Разумеется, ни Ран, ни Червяк этого уже не застали.
Лицо координатора пошло красными пятнами. Тут же рядом возник Черепанов, гаркнул:
– Проехали!
– Не вопрос! – Юра примирительно поднял перед собой ладони. – Просто есть свои пунктики. Ладно, я – в столовую, побираться. Кто со мной?
Селиван догнал его у дверей.
– Знаешь, Юра, – охотник не был уверен, что будет правильно понят, но все-таки решил попробовать, не откладывая на потом, – мы топтунов на Урале изрядно положили в свое время. И не всегда силой. Ты бы дал, что ли, программный код почитать, а? Всем спокойнее было бы, и тебе в первую очередь.
– Что, разбираетесь? – снисходительно спросил мальчишка.
– Так, кумекаю немного. – Селивану вдруг захотелось стукнуть наглеца, чтобы знал рамки.
Юра поднялся из-за стола.
– Рассказать – расскажу. Показать – покажу. Что сочту нужным. А коды, господа, я вам не дам. Не обязан.
И, сопровождаемый недоуменным молчанием, вышел из зала.
Шота отозвал Селивана на разговор. Они вышли из шатров, отошли к пустующей железнодорожной платформе.
– Короче, пойми правильно, Селиван, а то обижусь.
Начальник участка смотрел на рослого охотника снизу вверх, глазами грустной собаки.
– Хорошее начало!
– Так вот, слушай. Мальчик этот – странный какой-то. Двухслойный, что ли. Такой, понимаешь, цветик-семицветик, а только непростой совсем. И лицензия у него странная – с приложением! Я же вроде бы начальник участка, за смету отвечаю, сам знаешь, и мне решать, какого охотника под какую очистку нанимать, так? Так! А тут лицензия – непосредственно под транссибирский проект, а премия – смотри приложение! Лезу в приложение – а мне: недостаточно допуска! Понимаешь?
– Не понимаю, – честно сказал Селиван.
– Ну… то ли сынок чей – знаешь, чтобы откаты не светить, то ли ревизор – хотя молод он, да и глуповат с виду. Короче!
Шота сделал драматическую паузу. Охотник терпеливо дождался продолжения.
– Короче, взял я на себя наглость, Селиван. У меня возможности есть технические – запараллелил я его подключение к сети. Аккуратно, без дураков, на аппаратном уровне, все сливается в кэш. Просто чтоб не думалось.
Селиван был впечатлен. Чтоб не думалось – серьезная мотивация.
– И давно тебе это в голову пришло?
Начальник участка будто задумался, что-то считая, а потом признался:
– Да как приехал, так я и озаботился.
– И что ты теперь от меня хочешь?
– Мне неудобно, да? А ты последи немножко – куда ходит, что в Сети смотрит, кому пишет, а? Вдруг подскажешь мне чего, как держать себя с ним, чего ждать.
– Последи! – Селиван мотнул головой. – Последи…
Вспомнилась наглая физиономия мальчишки. Не обязан! Сначала приходит, уговаривает на свою авантюру, а потом – не обязан!
Охотник для виду еще секунд десять потеребил бороду, покусал кончики усов, поморщил лоб – хотя уже знал, что согласится.
– Раз просишь, – сказал он вяло. – Давай, коммутируй. Посмотрим, что за фрукт.
Но в эту ночь заняться исследованием стромынцевского кэша ему не пришлось.
Сразу после полуночи сработали первые видеогвозди – черная округлая тень двигалась по полотну со стороны Усолья-Сибирского к точке входа.
В шатрах стоял кавардак – шепоты, тычки, пинки – быстрей! быстрей! Оно идет!
Полуодетые саперы и охотники сбежались к координаторским экранам. Хищно скалился Черепанов. Еще четыре координатора сразу подключались к управлению минами.
– Порвите ее в клочки! – от всего сердца выкрикнул Шота Георгиевич. – До винтика!
Подключились высокочувствительные камеры широкого спектра. В инфракрасном картинка завораживала. По серо-сизой стерне катилось огромное яйцо. Диаметр его был таким, что нижней точкой оно не задевало шпал. Внутри яйца шевелилось что-то желто-красное, меняющееся, переливчатое.
– Одновременно! – кричал Черепанов, едва не протыкая стилом обозначаемые мины. – С двадцати позиций! – Три, два…
Он не успел договорить.
Яйцо раскрутилось спиралями, словно сразу тремя ножами с яблока стали срезать кожуру, распалось, рассыпалось, превратилось в десять, двадцать, какое-то бесконечное количество странных калечных механизмов. Экраны на секунду ослепли – со всех сторон началась стрельба. Полыхнула сверхактивная «шипучка», разрывая спектр трехтысячеградусным сиянием, полосы дыма, начиненного нитями фольги, лишили саперов половины входящей информации.
Блок-схемы мигали сработавшими зарядами, аналитический модуль выхватывал из всеобщей неразберихи сведения о нанесенном противнику уроне – вот разорванный пулеметный ствол с расчекрыженным тряпьем обоймы, вот корчащийся в луже «шипучки» кусок синтетического мяса, вот непередаваемой красоты вспышка дрейковской батареи…
Все стихло, и ночной сквозняк понемногу развеял дым, и полоски металла опустились на землю, придавая замершей в лунном свете колее вид праздничного стола после новогодней вечеринки.
А вскоре зашевелились «волки». Выползла из-за насыпи и встала на ноги уродливая механическая цапля – батарея в клюве, туловище из минометных труб. Прикатилось откуда-то издалека ржавое колесо от грузовика, с протектором в кулак глубиной. Встало в рост страшилище из деревянных шпал. Восстал из обожженной травы человекообразный нарост, потянулся, встряхнулся и превратился в мальчика в красном пальтишке. Нагнулся мальчик и поднял за руль велосипед с рамой из пулеметных стволов.
Как клошары роются в помойке, искалеченные «волки» придирчиво разглядывали останки своих собратьев, сосуществ, и короткими жадными движениями вырывали из их неподвижных тел то, что еще могло сослужить службу.
Колесо упало набок, и из него, как из корзины факира, поднялась пружина-змея, скалясь близкопосаженными короткими стволами.
