– Я не могу и не хочу просить снисхождения за свое поведение. Мое сотрудничество с мыслящими машинами определенно нанесло ущерб и боль народу Лиги Благородных. – Он оглядел зал, заглядывая аристократам в глаза. – Да, я служил доверенным лицом на корабле, собиравшем синхронизирующие данные Омниуса, его копии на планеты Синхронизированного Мира. Я воспитывался мыслящими машинами, меня учили их версии истории. Я почитал своего отца, генерала Агамемнона. Я думал, что он великий кимек.
В зале послышался негодующий ропот.
– Однако Серена Батлер открыла мне глаза. Она поставила под вопрос то, чему меня учили, и наконец я понял, что меня всю жизнь обманывали.
Для него было почти невозможно выговорить то, что он должен был теперь предложить. Это было окончательным предательством всего его прошлого.
Пусть будет так.
Он сделал глубокий вдох и продолжил говорить.
– Мое самое искреннее и истинное желание – это использовать все мои знания и умения – а также мою подробную информацию об организации деятельности мыслящих машин, чтобы помочь моим собратьям, человеческим существам, которые сейчас восстали против Омниуса на Земле.
В зале поднялся громкий шум. Представители парламента Лиги принялись обсуждать слова Вориана Атрейдеса.
– Я не доверяю любому человеку, который предает своего отца, – заявил один из представителей, высокий мужчина с рябым лицом. – Откуда мы можем знать, не представит ли он нам искаженные разведывательные данные?
Вориан нахмурился, услышав такое обвинение. Однако, как это ни удивительно, он получил поддержку с той стороны, откуда ее нельзя было, по его мнению, ожидать. С противоположного конца стола заговорила холодная и прекрасная Зуфа Ценва.
– Нет, он говорит правду. – Ее темные глаза пронзили Вориана насквозь, он не смог выдержать взгляд Зуфы дольше, чем несколько мгновений. – Если бы он посмел солгать, я бы сразу уловила это.
Один из следователей заглянул в свои записи.
– А теперь, Вориан Атрейдес, вы ответите на наши вопросы.
* * *
Разве существует большая радость, чем радость возвращения домой? Есть ли на свете память более живая, а надежды более яркие?
Серена Батлер
На следующее утро Серена проснулась с первыми лучами солнца. Она лежала в мягкой кровати. В комнате никого не было. Из невидимых динамиков звучала успокаивающая музыка, умиротворяли цвет стен и ненавязчивый аромат цветов. Много раз после смерти Фредо Серена навещала мать в Городе Интроспекции, и каждый раз ее умиляла тихая и уютная его атмосфера. Но проходило совсем немного времени, и ее начинала раздражать непрерывная медитация и размышления. Серена всегда предпочитала более активный образ жизни.
Стало совсем светло, и Серена быстро оделась. Вероятно, Ксавьер уже вернулся на Салусу. Короткий сон освежил ее, но на сердце давила свинцовая тяжесть, и Серена знала, что эта тяжесть не оставит ее до тех пор, пока она не увидит Ксавьера и не расскажет ему ужасную правду об их сыне. Несмотря на тяжкие душевные раны, она не собиралась снимать с себя ответственности.
До того как Город Интроспекции успел проснуться, Серена незаметно прошла к его окраине и нашла на стоянке маленькую машину. Она не захотела беспокоить мать. Преисполнившись решимости, Серена решила не отступать от задуманного. Прошло и так слишком много времени.
Серена села в кабину и привычными движениями завела двигатель. Она знала, куда надо ехать. Она выехала из Города Интроспекции через открытые ворота и направилась по шоссе к имению Танторов, где жил Ксавьер. Она надеялась застать его дома…
Эмиль Тантор сам открыл тяжелую дубовую дверь и в изумлении посмотрел на Серену.
– Мы были несказанно рады, услышав о твоем возвращении!
Его карие глаза остались такими же добрыми и теплыми, какими она помнила их.
Раздался собачий лай. Из дома выбежали серые овчарки и, пробежав мимо Эмиля, начали бегать вокруг Серены, приветственно виляя хвостами. Несмотря на все свои переживания, она не смогла сдержать улыбки. В фойе появился большеглазый мальчик.
– Вергиль! Как ты вырос!
Серена ощутила внезапный прилив печали. Как же долго ее здесь не было!
Прежде чем мальчик успел что-нибудь ответить, Эмиль жестом пригласил Серену в дом.
– Вергиль, уведи собак, чтобы эта бедная женщина могла успокоиться после всего, что ей пришлось пережить.
Он сочувственно улыбнулся Серене.
– Я не ожидал, что ты приедешь сюда. Не хочешь ли выпить со мной стакан утреннего чая, Серена? Люцилла всегда заваривает очень крепкий чай.
Она поколебалась.
– На самом деле мне нужен Ксавьер. Он еще не вернулся? Мне надо…
Странное выражение, появившееся на лице старика, остановило Серену.
– В чем дело? У него все хорошо?
– Да, да. С Ксавьером все в порядке, но… его здесь нет. Он поехал прямо в имение твоего отца.
Кажется, Эмиль Тантор хотел сказать что-то еще, но вовремя осекся.
Встревоженная его реакцией, Серена поблагодарила Эмиля и поспешила в машину, оставив старика стоять в дверях.
– Значит, я встречусь с ним там.
Вероятно, у Ксавьера были неотложные дела, которые они решали с ее отцом. Может быть, речь шла о помощи повстанцам на Земле.
Она поехала к родному замку на вершине холма, окруженному виноградниками и оливковыми рощами. Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди, когда она затормозила у главного входа. Она дома. Сейчас она увидит Ксавьера.
Остановив машину возле родника, она, едва переводя дыхание, подошла к двери. Глаза горели, ноги подкашивались. Она слышала, как в ушах отдавалось биение пульса. Сильнее чувства вины, сильнее страха перед тем, что надо сказать, было желание снова видеть возлюбленного.
Ксавьер открыл дверь раньше, чем она успела подойти к ней. Лицо его показалось ей ослепительным, как восходящее солнце. Он выглядел старше, сильнее и стал красивее, чем представлялся в воспоминаниях. Она готова была растаять.
– Серена! – выдохнул он, потом улыбнулся и раскрыл ей свои объятия. Спустя мгновение он неловко отстранился.
– Я знал, что ты в Городе Интроспекции, но не думал, что ты так быстро оправишься. Я вернулся среди ночи и… – Было такое впечатление, что он с трудом подыскивает подходящие слова.
– О Ксавьер, какое все это имеет значение? Я так хочу быть с тобой. Мне надо так много тебе рассказать.
Казалось, вся тяжесть невысказанного горя вдруг навалилась ей на плечи. Серена обмякла, голос ее дрогнул.
Он погладил ее по щеке.
– Серена, я уже знаю страшную новость. Мне сказали о… нашем сыне.
В его взгляде отразилась боль и печаль, но он сохранил твердость, с какой воспринял горестное известие.
