— Йори. — Конь, услышав свое имя, навострил уши, сделал шаг вперед, и Эл-Ит с фермером одновременно заулыбались и ласково погладили его, успокаивая. — Как, по-твоему, я беременна?
— Не знаю, — пожал плечами фермер. — Тут разве разберешь.
— А при нормальном положении дел ты бы знал?
— Да, до сих пор всегда получалось.
— Ты много раз бывал отцом?
— Биологическим — дважды, и еще буду, надеюсь, через пять лет, когда подойдет моя очередь. И семь раз был отцом-воспитателем.
— И всегда угадывал беременность?
— Да, с самого начала.
Они оценивающе рассматривали друг друга, как обычно бывает перед началом любовной интрижки, но теперь между ними стояла преграда.
— В прежней жизни я, если бы мне понадобилось родить, с удовольствием выбрала тебя в биологические отцы, но сейчас…
Над огромной степью пронеслись тени, травы заколыхались и зашуршали, наверху зашелестела листва дерева, и конь Йори поднял голову и жалобно заржал, как бы давая выход тягостным мыслям, не желая держать их в голове. По лицу женщины заструились слезы.
— Эл-Ит! Вы плачете! — в смятении тихо спросил крестьянин.
— Да, я в последние дни только это и делаю! А почему? Сама себя не понимаю! Ничего я не понимаю! — Она закрыла лицо руками и зарыдала, а Йори-человек гладил ее руки, а Йори-конь тыкался мордой в ее плечо.
Взаимопонимание окатило волной при соприкосновении рук, плоть каждого осознавала, что они должны быть вместе, и она сказала:
— Я побывала в ужасной стране. Уж не отравила ли она меня?
— Чем она так страшна? Что в ней такого?
— Откуда мне знать! — Эл-Ит саму поразило, как сварливо прозвучали ее слова. Она вскочила на ноги. — Я стала раздражительной! Стала сердитой! Знаешь, хочется броситься в чьи-то сильные руки и поплакать… в твои… ох, да не бойся ты, не возмущайся. Не сделаю я ничего такого, конечно. Я теперь с подозрением отношусь ко всему — к словам, к взглядам, вот и пойми за меня, в чем суть Зоны Четыре!
— Ну-ка, сядь, Эл-Ит. — Эти слова прозвучали как приказ, и она тут же опустилась на землю и подумала, что Йори вовсе не хотел ей приказывать, командовать. Скорее он по-дружески предложил ей сесть, но характерно другое — что она-то восприняла его слова как приказ.
— Понимаешь, у них там главное — насилие, принуждение, — стала объяснять Эл-Ит. — Там на людей давят, как никогда не бывало у нас, мы о таком и не слышали. И их люди реагируют только на приказ, на принуждение.
— Приказ!
— Не в смысле того Приказа, какой получила я. Но приказ делать что-то. Делай то, делай другое. Они не умеют внутренне прислушиваться к Закону.
— Они что, всегда были такими? — Из вопроса Йори Эл-Ит стало понятно, что он начал вникать, и она это почувствовала сразу и наклонилась вперед, всматриваясь в его лицо.
— Да, видимо, так у них было всегда, — объяснила она. — Ты, похоже, правильно догадался.
— Эл-Ит, у нас тут дела обстоят очень плохо.
— Да знаю я. Теперь знаю. А должна была понять раньше. Будь я внимательнее…
— Ну да, теперь у нас говорят, что ты, наверное, была невнимательна. Но только сейчас об этом заговорили. Потому что только сейчас совпали все эти разные события и стала понятна общая картина.
— Почему же никто не сказал мне… — И тут же вспомнила, что ей говорили, да она не слушала. — Да, правильно я наказана… — воскликнула Эл-Ит и, удивившись собственным неожиданным словам, сказала тихо, с горечью: — Слышал меня? Вот что я имею в виду.
— Слышал.
И опять они притихли, сидя рядом, объединенные взаимопониманием.
— Может быть, у тебя это пройдет, если мы будем вместе? — предположил он.
И она ответила:
— Вот я тебя слушаю, и первым делом у меня возникает подозрение, — нет, постой, послушай: возникает мысль «Он в этом лично заинтересован». Не обижайся. Я стараюсь объяснить… именно так работает мысль у них там, внизу, и я, как видишь, заразилась… Я согласна с тобой — возможно, если бы мы с тобой стали совершенно близки, может, мое состояние не изменилось бы кардинально и мне стало бы лучше. Но ведь у меня есть обязательства: на меня возложена миссия, и я должна повиноваться… Чувствую, что никаких почестей мне за это не окажут.
— Почестей! — лукаво улыбнулся Йори.
— Ну да, почестей.
— Ты не собственность Бен Ата и его страны.
— Кто знает!
И Эл-Ит снова поднялась на ноги. Под тонким белым халатом на ней практически ничего не было надето. Она и выглядела совсем обнаженной. Йори был в удобных просторных одеждах, какие носят фермеры: свободные брюки и фуфайка. Они стояли плечом к плечу, соединив руки. В нескольких шагах вороной конь по имени Йори тянул к ним морду. Это один из любимых сюжетов летописцев и художников нашей страны. Он называется «Расставание». Или, для более утонченных умов, «Эл-Ит спускается во тьму».
— Я бы попросила тебя поехать со мной, — но не буду. Сама себя не понимаю. Себе не доверяю. Мне надо ехать одной. А пока расскажи мне, как у вас тут обстоят дела, в вашем степном краю.
Не выпуская ее рук из своих, Йори некоторое время рассказывал, как печальны в последнее время животные, какими скудными стали урожаи зерновых, насколько ухудшилась погода, как редко происходят зачатия у людей и животных.
— Спасибо. А теперь я надену это платье. Кому его потом вернуть?
— Оно принадлежит моей сестре. Она дарит его тебе в знак дружбы.
— Я тоже пришлю ей платье в благодарность, когда вернусь к себе домой.
На прощание Йори улыбнулся, легонько прикоснулся губами к ее щеке, и вот его уже нет. Эл-Ит сняла белый халат, недолго постояла обнаженной, отдыхая всем телом на солнышке среди зелени, а потом надела платье его сестры, темно-красное, ее любимого фасона: с облегающими лифом и рукавами, с широкой юбкой.
Она снова вскочила верхом на Йори и поскакала на север своего королевства.
Повсюду, где Эл-Ит останавливала коня и заходила в жилища, на фермы или в шалаши пастухов, везде, где она слушала крестьян и задавала вопросы, повсюду слышала одно и то же. Неужели по всей стране то же самое? Или здесь, на севере, и раньше дела обстояли хуже: ведь здесь уже наступила ранняя осень и в воздухе ощущались заморозки.
Повсюду Эл-Ит задерживалась ровно на столько, сколько было необходимо. Ее приветствовали по-доброму, как и всегда раньше, но никто — ни мужчины, ни женщины, ни даже дети — не скрывали своего убеждения, что виновата во всем она, что корень зла в этом ее новом браке, в связи с Зоной Четыре.
И когда Эл-Ит ехала по малонаселенным северным районам королевства, холмистым, усеянным обрывистыми скалами, легкая, неспешно текущая прошлая жизнь уже осталась только в воспоминаниях, потому что теперь в ее крови звенело: «Бен Ата, Бен Ата, Бен Ата». Эл-Ит не могла забыть этого человека, хотя каждое воспоминание о нем несло с собой боль и груз горечи: она знала, все глубже осознавала с каждым днем и каждым часом, что ей предстоит реализовать такие глубины своей личности, о существовании которых она прежде и не подозревала. Но это было неизбежно.
