— Во-первых, само это слово для меня не значит ничего. Как и для любой женщины нашей зоны. Даже худшие, — а у нас, конечно, есть всякие особы, как и у вас… — Она заметила, что муж все равно все понимает по-своему, не так, как у них, в Зоне Четыре. — Даже худшие из нас не стали бы употреблять слово, характеризующее мужчину как какую-то игрушку.
В его взгляде Эл-Ит прочла уважение, понимание. Обрадовавшись хоть доле понимания, она продолжала развивать свою мысль и объяснила ему сексуальные порядки Зоны Три. Поза Бен Ата была напряженной, кулаки сжаты, но, пока она не договорила все, что хотела сказать, он слушал внимательно, впитывая каждое слово, и, как она заметила, не упустил ничего.
Порой Эл-Ит становилось страшно — казалось, он вот-вот вспомнит о своей гордости, и она подвергнется очередной вспышке насилия, но король Зоны Четыре сдерживался. К тому моменту, как она высказалась, он растерял всю свою агрессивность и был способен на философское осмысление.
Она мысленно попросила вина — для себя и для него тоже; он жестом уточнил — себе покрепче. Кивнув с благодарностью, взял стакан из ее рук.
— Я и притворяться не буду, что приму хотя бы частично то, о чем ты рассказываешь, — произнес наконец Бен Ата.
— А вот мне кажется, — шутливо сказала Эл-Ит, — что тебе придется. — Но, боясь даже намека на скандал, она рассказала ему, что после их первой встречи появились кое-какие новые обстоятельства (она не решилась сказать «серьезные»), и теперь для нее главное — абсолютная верность Зоне Четыре. — Такое впечатление, — продолжала Эл-Ит, — что где-то там на мое тело наложили запрет, — причем я не могу позволить дотрагиваться до себя не только другому мужчине, но вообще никому. — Бен Ата заулыбался, а она добавила: — Ничего в этом хорошего я не вижу, о великий король, нет, не вижу. Я считаю, что этот запрет вреден, неблагоприятен, но оба мы подчиняемся не своей воле — и сейчас, и впредь.
У Бен Ата на кончике языка вертелось: «значит, тогда ты должна меня любить», но такой простой и, казалось бы, логический вывод был в данный момент неуместен. Ими обоими овладела меланхолия. Объяснялось это очень просто: если бы кто-то из них позволил себе проявить живость и энергичность, он бы тут же наткнулся на естественное отчуждение партнера.
В таком вот меланхолическом настроении оба залегли на тахту, чувствуя только дружеское расположение, и их соитие протекало весьма своеобразно — они взаимно сочувствовали друг другу в связи с несчастливым для них альянсом, каждый сопереживал другому, и их сексуальные игры — если это слово применимо к столь печальному моменту — настолько были не похожи на их предыдущие встречи, что они просто не узнавали друг друга, и кульминацией этих игр стали стоны и крики, в которых оба выражали свой протест против Приказа Надзирающих.
Но Эл-Ит заметила, причем с тревогой, что испытала большое удовольствие — как будто в ответ на неопределенную обиду, — когда ее буквально стирали в порошок, в экстазе подчиняясь велениям судьбы. До сих пор она не испытывала подобных ощущений и не допускала, что может захотеть пережить их снова.
А дождь все лил. Лежа в объятиях друг друга, они слушали, как за окном хлюпает и булькает, и поражались, какие бесконечные возможности неожиданно открылись в них обоих.
Под шум непрекращающегося ливня они поднялись с постели. Приняли ванну, переоделись и вернулись в центральную комнату — на этот раз Эл-Ит была в ярком оранжевом платье: это была ее отчаянная попытка внести в их брачный альянс хоть немного солнечного света.
Теперь они стали так близки, как положено супругам, Надзирающим и желать больше нечего.
Но, как это неизбежно в любом супружестве, в голосах обоих звучали резкие нотки.
Эл-Ит хотела все-таки выяснить, в чем суть этой его военизированной Зоны Четыре.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — начала она свой допрос; он же, с видом человека, вынужденного выслушивать все, сидел, опершись локтем о стол, стараясь остаться внутренне независимым. — Не хочешь ли ты сказать, что эти ваши кольчуги, которые вы вечно демонстрируете, всего лишь обман? И от них нет никакой пользы? Оружие от них не отскакивает?
— Ну как же, они годятся для защиты от дождя.
— Ты серьезно хочешь сказать, что эти уродливые серые круглые здания, которые вы понастроили по всей Зоне Четыре, не испускают смертоносных лучей? Это тоже фальсификация?
— Главное, чтобы все в это верили. Так что какая разница.
— Бен Ата, у меня это просто в голове не укладывается!
— А что ты так всполошилась? Во-первых, строительство таких крепостей со смертоносными лучами — крупный проект. У нас очень мало камня. Его иногда приходится везти телегами через всю Зону Четыре. Знаешь, сколько раз это меня выручало, — когда вояки донимают, что мол пора начать военную кампанию, — а я направляю их взамен этого на строительство одной-двух таких крепостей со смертоносным лучом. Это моя лучшая выдумка!
— Неужели сам додумался?
— Ну… слышал о чем-то похожем.
— От кого? Когда?
— Тут однажды проходил один человек… он о них рассказывал. Он о многих разных проектах говорил.
— Откуда человек? Из Зоны Пять?
— Какая там Зона Пять! Да они даже не знали, что такое копья, пока нас не увидели. Они предпочитали катапульты. Нет, этот тип просто шел через нашу территорию. Это случилось еще в царствование моего отца, я тогда был мальчишкой. Так вот, этот тип сказал, что он из… откуда же? Но не из Зоны Пять. Может, из Зоны Шесть?
— Я немного знаю про Зону Шесть. Оттуда он не мог прийти.
— Ну да, этот человек пришел издалека, я помню. Он рассказывал, что у них там есть такое вооружение, какого мы и представить себе не можем. Они способны сделать оружием даже сам воздух.
— Но если они способны сделать оружием сам воздух, они наверняка могут воспользоваться им и для чего-то полезного?
— Про это разговора не было. В общем, это место где-то есть. Такая планета, что ли. Но ее населяет злое племя. Они убивают и мучают друг друга все время ради… Нет, Эл-Ит, не надо так на меня смотреть! Мы тут, в Зоне Четыре, — не такие. Нас даже рядом с ними не поставишь. Но я все это как следует обдумал, и мы стали распускать слухи о наших непробиваемых кольчугах и наших смертоносных лучах.
— Тем не менее на Зону Пять эти слухи не произвели особого впечатления, а?
— И неважно, не в этом дело. Я же тебе сказал — зато у нас нет безработицы.
— Понятно, — подвела она итог, — значит, ситуация такая. Девять десятых богатств вашей страны уходит на подготовку к войне. Кроме тех, кто вынужден выращивать урожай, и тех, кто торгует продуктами питания и хозяйственными товарами, все остальные по найму служат в армии, в том или ином звании. И все же на твоей памяти серьезных войн вы не вели. А если и начинаете какую-то кампанию, давай я перечислю тебе возможные ее причины, и ты сам увидишь, что все они притянуты за уши. И раньше дела обстояли точно так же. А перестрелки на границе с Зоной Пять объясняются только тем, что раз уж две армии стоят друг напротив друга, то каждая в силу своей природы агрессивна и желает напасть, а виноват, конечно, противник. Уровень жизни в твоей стране ниже некуда, — услышав эти слова, он застонал, признавая их справедливость, — но, Бен Ата, все это соответствует вашему Закону. Под присмотром Надзирающих. Под лозунгом: «Все для каждого и каждый для всех». Ну так что же пошло наперекосяк? — Эл-Ит заметила, что сейчас, анализируя жуткое положение в его стране, она ничуть не чувствует того желания достигнуть взаимопонимания, какое ощущала вчера. «Совместили одного человека с другим, назвали это любовью, — думала она, — и пусть теперь они обходятся минимальным общим знаменателем». Бен Ата зевнул.
