Компания была как на подбор: все крепкие, стройные, красивые дамы. Малыш сидел на седле перед Дабиб, они взяли с собой и других ребятишек, потому что, как заявили женщины, дети «должны получить возможность освоить новый образ жизни».
Они поднялись высоко и оказались в атмосфере сверкающего воздуха Зоны Три, никаких сложностей акклиматизации не заметили, правда, стали слишком оживленными. Им удалось пересечь широкую степь до наступления ночи, пока не задул суровый восточный ветер.
Оказавшись на середине перевала, при подъеме на плато, путешественницы остановились в большой гостинице и попросили приютить, объяснив, что едут к Эл-Ит. Местные жители столпились, чтобы поглядеть на них, и так стояли и не уходили, пока женщины не вошли в гостиницу, а их коней не отвели в конюшню.
Путницы были уверены, что им оказан особый прием, поскольку упомянули Эл-Ит. Но вскоре поняли, что Эл-Ит тут ни при чем, — ее имя явно не произвело никакого впечатления на хозяев гостиницы, — а хороший прием просто здесь норма, поэтому их и встретили так любезно.
Но в оказанном им приеме они не почувствовали тепла, скорее, к ним отнеслись прохладно, безразлично.
Путешественниц усадили за очень длинный широкий стол в главной комнате, их внимательно обслужили, а местные посетители этого заведения наблюдали за ними со своих мест, хоть и с любопытством, но нельзя сказать, чтобы неучтиво. Женщины из Зоны Четыре говорили и смеялись очень громко, встряхивали головами, отбрасывая волосы назад, и преувеличенно ласково обращались друг к другу, но в душе они стали терять уверенность в себе. Чего, собственно, они ждали? Конечно, радости, будто они вернулись к себе домой из некоего изгнания. Все долгие месяцы, готовясь к этой поездке, именно так они себя и ощущали — изгнанницами, возвращающимися домой. Они быстро нашли утешение: «Ужо погодите, вот встретимся с Эл-Ит — и все пойдет по-другому», — на самом же деле они поняли, какими неотесанными кажутся местным жителям, и их это унижало. Самые лучшие, утонченные, самые смелые представительницы их страны тут выглядели неловкими и неуклюжими. Ну, это мы как-нибудь переживем, решили они, ведь, в конце концов, можно и потерпеть ради благой цели.
Их взволновала обстановка, в которой они оказались, и они сразу же, с первых шагов начали понимать, чего всю жизнь были лишены в своей стране.
Конечно, и у них, там, есть всевозможные гостиницы и постоялые дворы. И некоторые, на первый взгляд, не очень уж отличаются от этой, где они остановились. Но когда путницы слегка успокоились, расслабились, обрели способность видеть и воспринимать, вот тогда и пришло понимание.
У них в любой гостинице тоже есть большая общая комната, с камином, креслами, столиками… вроде бы никакой разницы, но, не войди они в эту комнату, они бы и не заметили отличий, по крайней мере, сразу — да в чем же? В деталях. Тут ко всему был заметен индивидуальный подход. Все было сделано с выдумкой, с любовью.
Например, огромная каминная полка была искусно украшена резьбой, причем с таким юмором, — рассматривать одну только эту полку можно было бы до ночи. Там стояли не только скамьи, но были также кресла, кушетки, бюро, табуреты, а на креслах лежали вышитые подушки, и эти вышивки были просто замечательные, настоящие произведения искусства, как каминная доска, и словно бы сулили вечер, полный увлекательных рассказов и песен. За столом еду им подали на фарфоровых тарелках, о существовании таких они и не подозревали, сроду ничего подобного не видели, тарелки были прекрасны. Конца не было новым впечатлениям — не говоря уж об ужине; каждая из них, будучи опытной хозяйкой, сразу поняла, что этот ужин намного превосходит то, что у них дома подают королю.
Вот куда они попали — в страну, где царит мирный образ жизни. Конечно, у них дома тоже произошли в последнее время большие изменения, удивительные, вдохновляющие, — наконец толком починили крыши, перестроили дома — заменив их каменными или добротными кирпичными, а поля, — и те, где раньше росли тростники и скакали лягушки, и те, которые были усеяны камнями и сорняками, — теперь были вспаханы и засеяны. Вот, говорили они себе, вот что значит, когда в стране мир.
Их поселили в двух-трехместных номерах, но ни одна из них так и не уснула в ту ночь, — они восторженно обследовали лоскутные одеяла и подушки, коврики и даже сами кровати: такую элегантность и прочность они и представить себе не могли. Они бегали из комнаты в комнату по лестничным площадкам, возбужденные, как дети, прибывшие с ними, ахали, старались удержать в памяти все, что видят, пока не пришел хозяин гостиницы с вежливой просьбой не мешать спать другим постояльцам.
Утром, после завтрака, к которому они не привыкли и не подозревали, что такое положено человеку есть по утрам, путешественницы все вместе отправились в конюшню, ожидая новых чудес. И вышли оттуда, в унынии вздыхая и шепча друг другу, что многие жители Зоны Четыре не отказались бы пожить в таких условиях, какие тут предоставлены лошадям.
И, огорченные, поехали они дальше, под нависающими снежными вершинами, которые, казалось, смеются над путницами — по мере их приближения все отдаляются. Они бесшумно проезжали мимо встречных, ожидая приветствий, и постепенно их энтузиазм и возбуждение остыли. Женщины ехали не спеша, потому что хотели увидеть все, что можно, и в полдень остановились в небольшом городке, на границе каменного плоскогорья, где паслись животные. Это были крепкие животные: чувствовалось, что за ними хорошо ухаживают и не изнуряют тяжелой работой.
Они оказались в городе с каменными высокими домами, некоторые — аж в десять-двенадцать этажей. Но дома были не типовые — явно построены по индивидуальному заказу: такие широкие, многоугольные, с далеко протянувшимися крышами, на которых, как снизу было видно, сидели люди — отдыхали, любовались горами и возвышенностями. Стены домов были разрисованы квадратами, овалами, кругами, которые блестели и отражали небо и даже облака и пролетающих птиц — как будто в них собрана вода и каким-то удивительным образом там удерживается… а в прошлую ночь, в другой гостинице, их поразило зеркало, — не сам факт наличия зеркала, уж это-то у них в стране есть, но путешественницы не могли себе представить, что из зеркал можно делать окна, оправы и пропорции которых невероятно гармоничны, что смотреть приятно, или что зеркалами можно декорировать весь город, так что кажется, будто небо составляет часть стен домов или вода разлита по стенам и крышам… Они в изумлении стояли на небольшой озелененной центральной площади и, открыв рот, глазели… чувствуя себя неотесанной деревенщиной. И снова они остановились в гостинице, которая настолько отличалась от вчерашней, что они даже сперва не поняли, что это гостиница. Крытые, расположенные на разных уровнях террасы окружали большой центральный холл, съемная крыша из листового стекла в данный момент была поднята. На террасах за столиками сидели посетители, неторопливо ели и пили, вокруг них играли дети. Заснеженные горы, окружающие плато, отражались в стекле, и создавалось впечатление, будто горы, снега и зимние небеса составляют неотъемлемую часть их жизни. Казалось бы, ничего особенного — просто люди отдыхают, но это зрелище, тем не менее, ошарашило их бедные души. И вроде нет ничего такого особенного: вот мужчина объясняет мальчику, как правильно вести себя за столом; вот женщина улыбается мужчине — мужу? Если это и муж, то явно не такой, какие у них там, в Зоне Четыре! — но в целом путешественницам показалось, что над всем здесь сияет какой-то чистый ясный неяркий свет, и каждая ощутила тоску, которую иногда испытываешь во сне: горькое ощущение своей чужеродности в этой жизни.
