— Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь ту цацу из Индии, что она самая расчудесная, самая распрекрасная, чуткая, умница-разумница, замечательная и так далее.
— Хорошо, считай, что я так и сделал. И что теперь?
Как водится, я не нашла, что ему сказать.
Я молчала, и тогда Джордж продолжил:
— Нетрудно полюбить, когда чувствуешь большие возможности. Потенциал, так сказать.
— Значит, и эта до тебя не доросла?
— Ты прекрасно понимаешь, Рэчел, что идеалы недостижимы.
— Понимаю.
— Очень хорошо.
— Ты о Сюзанне не упомянул.
— Рэчел, перестань. Меньше всего ты беспокоишься о Сюзанне.
Я промолчала.
— Рэчел, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала то, что я тебе сейчас скажу.
— Я всегда все внимательно слушаю.
— Вот и прекрасно. Итак, слушай. Когда мы с Бенджамином уедем, ты останешься здесь, будешь присматривать за Касемом и Лейлой. Я не хочу, чтобы ты отсюда уезжала. Запомни это как следует.
От услышанного мне стало так нехорошо, что даже в глазах потемнело. Я чувствовала приближение чего-то ужасного, пыталась уловить неуловимое, понять непредставимое.
В голове звенело, перед глазами все расплывалось, но я четко услышала, как Джордж повторил:
— Рэчел, запомни это как следует.
Когда я пришла в себя, он уже ушел. В комнату вернулись дети, и мы продолжили урок.
Ищу возможность еще раз поговорить с Джорджем наедине, но он все время с кем-то и постоянно занят.
Из Судана пришло известие о смерти Симона. Он заразился каким-то новым вирусом. Джордж по специальному разрешению звонил туда из колледжа, но Симона уже похоронили. Мы с Джорджем и Бенджамином сидим в гостиной, ждем Ольгу. Она пришла поздно и уже все знала. И вот мы сидим вчетвером. Ольга настолько уставшая и изможденная, что, кажется, плохо понимает происходящее. Вйжу по лицу ее, что она не в состоянии усвоить эту весть, но в то же время давно ее получила и усвоила. Долго мы еще сидели, пока Ольга не сказала, что скоро утро и пора спать. Бенджамин и Джордж все еще сидят в гостиной.
Джордж и Бенджамин отбыли сегодня в Европу в составе группы из двадцати четырех делегатов от разных стран Африки. Ольга и я остались с двумя детьми. Ольга почти невидима, не ходит, а как будто плавает облачком тумана. Она работает в больнице, но возвращается рано и почти сразу ложится. По утрам несколько оживляется, сидит в кухне с Касемом и Лейлой, рассказывает им о Джордже. Что-то забывает, смотрит на меня, ожидая подсказки. Я тоже слушаю. То, что я слышу, часто отличается от того, что я знала или полагала, что знаю, раньше. Рассказ матери иногда становится безжизненным, как и она сама. Я задумываюсь, может быть, когда я пишу о Джордже, у меня тоже получается так безжизненно и сухо?
Лейла и Касем смотрят на Ольгу, слушают, не перебивая. Очень симпатичные дети, чрезмерно стройные из-за долгого недоедания, смуглые, с прямыми черными волосами, темноглазые, Выглядят гораздо лучше, чем дети, которых я видела в лагере, хотя любому ребенку необходим кто-то, кто любил бы его» Любому.
Каждый вечер приходит Сюзанна, тихая и скромная. Ведет себя, как собака, которая боится, что ее прогонят. Но у нас никто никого не прогоняет, Ольга особенно нежна с Сюзанной. Детям Сюзанна нравится. Я гляжу на ее невыразительное лицо и яркую блузку, на завитые волосы и не понимаю их.
Ночью Ольга разбудила меня и сказала, что ей плохо и надо в больницу. Я позвонила Сюзанне, и она приехала на своем армейском автомобиле. Мы доставили Ольгу в больницу, и я попросила Сюзанну поехать к нам, проследить за детьми. Ольгу поместили в маленькую отдельную палату на одном из ее постов. Сразу набежали врачи и сестры. Ольга негромко сказала старшему:
— Пожалуйста, не надо… — Она имела в виду обезболивающие.
Он улыбнулся ей, погладил ее руку и кивнул всем остальным. Медики бесшумно удалились, оставив маму cq мной. Выглядела она еле живой. Лицо серое, губы побелели. Она пошевелила пальцами, и я осторожно приподняла ее невесомую ладонь. Ольга смотрела на меня откуда-то издалека.
— Рэчел, — произнесла она вдруг громко и четко.
Я насторожилась. Ярко горели медицинские лампы. Она улыбнулась полноценной улыбкой, бодро выдохнула:
— Ну, Рэчел… — и дыхание остановилось. Взгляд ее остался на мне.
Подождав немного, я закрыла ей глаза. Я сидела рядом, пока она не остыла. Горя я не ощущала, ибо нужды в нем не было, а в смерть я не верю. Хотелось быть с мамой. Позвала сестру, сказала, что если что-то надо подписать, то я могу это сделать как единственная оставшаяся в городе родственница покойной. Мне принесли чашку кофе и формуляры на подпись. Я отправилась домой. Уже рассвело. Сюзанна прикорнула на диване в гостиной. Ее скромность мне понравилась. Ведь в доме к ее услугам шесть пустых кроватей. Она не суетилась, обошлась без всяких ненужных глупостей, сварила мне кофе, подняла детей и накормила их. Мы собрались в кухне, я сказала детям, что Ольга умерла, я теперь буду смотреть за ними.
— А Сюзанна? — спросили они.
— Да, конечно, и Сюзанна тоже, — подтвердила я без всякого двоедушия.
Я понимала, что Джордж должен жениться на Сюзанне. Как я этого раньше не поняла? Она уже член семьи. И не первый день.
Джордж и Бенджамин уехали, отец и мать умерли, в квартире полно места. Касема я разместила в комнате Джорджа, Лейлу в комнате Бенджамина. Они восприняли это с должной серьезностью, весьма ответственно. До этого ребятишки ощущали себя принятыми на постой беженцами, теперь же стали членами семьи. Я поручила им несложные работы вроде поддержания комнат в чистоте, они умели кое-что готовить. Нерешенным оставался вопрос со школой. Хотела я даже разыскать Хасана. Может быть, эти дети тоже каким-то образом важны, вроде Джорджа. Но Хасан, кажется, уже умер. Так вот не видишь человека какое-то время, а потом оказывается, что его уже и в живых нет. Джордж не оставил указаний относительно школы. Всему я их, разумеется, не смогу научить в одиночку.
Вчера вечером Сюзанна появилась к ужину с обычным своим видом «а я что-то знаю, спросите меня». Если ее не спросить, она, впрочем, своего знания навязывать не станет, надо отдать ей должное. Разговор за ужином зашел о школе. Сюзанна похвасталась, что сильна в математике и может с детьми позаниматься. Затем вызвалась взять их к себе на работу. Она преподает физкультуру, диету и гигиену в молодежном лагере. Я не согласилась, ибо не хотела подвергать детей нежелательным влияниям. Касем и Лейла вежливо промолчали, но видно было, что их веселит моя чопорность. Сюзанна же упрекнула меня в излишнем протекционизме. Меня часто раздражает то, что она говорит, а еще больше то, как она это говорит, с вульгарной напористостью. В причины этого я не вникаю, потому что Сюзанна мне не нравится. Она особа не из слабых, умеет настоять на своем. Накоплен у нее и опыт — по большей части неприятных переживаний. Ей приходилось многое в жизни отвоевывать, и она привыкла драться. Сюзанна беженка, своего настоящего имени не знает. Шесть лет провела в лагере для девочек, многому научилась, выбилась наверх, наружу.
