— А чем он стал теперь?
— Он остался городом садов, — сказал Назар с потемневшим от гнева лицом. — Элиле обожает его. Там у нее есть свой дом с фонтанами… Элиле, Элиле, — внезапно застонал он, раскачиваясь, и закрыл лицо руками.
— Назар! — сказала я резко.
Он вздохнул и снова пришел в себя.
— Тебе придется отдать мне свои серьги, — заявил канопианец, подошел ко мне, взял меня за плечи и заглянул мне в лицо. Он крепко стиснул меня своими большими руками, но, почувствовав, что я сжалась, ослабил хватку. — И в чем только у тебя душа держится? Кожа да кости, да личико с кулачок…
— Да, я не Элиле, — отрезала я. — Прикажешь мне горевать об этом?
— Нет, — сказал он просто, вновь став собой.
— Назар, признайся, мои серьги нужны тебе, чтобы не возвращаться домой? Тебе приказали вернуться, а тебе не хочется уезжать?
— Именно так.
— Но разве в таком случае тебя не будут преследовать? Разве тебя не накажут?
— Нет, — сказал он, усмехнувшись. Я уже знала этот смешок. Так Назар смеялся над моими представлениями о Канопусе. — Какой смысл в наказании? Можно ли придумать наказание хуже этого… — Он прикрыл глаза и тряхнул головой, издав звук, напоминающий рыдание или протяжный звериный вой. — Что может быть хуже, чем стать частью Шикасты, частью Шаммат?..
— Но ты не стал частью Шаммат, — отрывисто заявила я. И мне стало страшно.
— Да что ты знаешь о Шаммат, сирианка? — И он вновь начал бродить по комнате, шагая от стены к стене.
Я почувствовала, что нащупала еще одну часть головоломки.
— Так, значит, Шаммат — не просто внешняя тирания?
— Разве это не очевидно?
— Так вот оно что.
Назар удивился по-настоящему.
— Какие тут могут быть вопросы?
— Есть масса вопросов, которые я буду задавать вновь и вновь. Но пока я так и не получила ответа ни на один из них.
— Но разве это был не ответ?
Я почувствовала, что отягощена полузнанием, туманным и мучительным, похожим на бесконечный, томительный вопль, терзающий душу. Подобные чувства отражались и на лице Назара.
— Это страшное место, — сказал он без выражения, словно только что понял это, он, который жил здесь так долго! — Страшное место.
— Но почему? — спросила я. — Объясни мне. Что такое Шаммат? Вот что я хочу знать. Может быть, тогда я смогу понять Канопус?
Он снова засмеялся, абсолютно искренне.
— Что такое Шаммат? Я объясню тебе. Ты строишь город, идеальный город, где все чувства и мысли пронизаны духом Канопуса. Но мало-помалу гармония звуков начинает нарушаться фальшивыми нотами — сначала изредка, потом чаще и чаще, — пока дух Канопуса не исчезнет без следа… Так случилось и со мной… Ты начинаешь все сначала, и собираешь вместе несколько человек, и снова учишь их руководствоваться принципами Канопуса — если ты способен на это, — но Шаммат поднимает голову и наносит ответный удар, и против десятка последователей Канопуса появляется вдесятеро больше сторонников Шаммат. Те, кого ты взрастил, — если они выстоят и не сломаются, как я… И если за словом «любовь» для тебя действительно стоит Любовь… — его речь становилась все более невнятной, а в голосе слышалось страдание и отчаяние. — …Но потом в ней появляется надлом, фальшивый звук, который становится все фальшивее, и любовь превращается в вожделение… О, Элиле, Элиле, моя прекрасная Элиле…
— Назар, — оборвала я его. Он вздохнул и пришел в себя.
— Да, — сказал он, — Любовь поет свою песню недолго, она быстро теряет голос… Она постепенно убывает, сходит на нет и превращается в Ненависть. Все прекрасное превращается в свою противоположность, вот что такое Шаммат. Что такое Шаммат, спрашиваешь ты? Ее зловредная суть заключается в том, что, полюбив, ты не успеваешь оглянуться, как твоя Любовь превращается в Ненависть… Возжаждав гармонии, ты получаешь скандалы и ссоры, а если ты произносишь слово «Мир», это означает, что вот-вот разразится Война, — все это Шаммат, сирианка.
— Однако Канопус не хочет уходить с этой планеты. Он не считает ее обузой, от которой пора избавиться. Вы продолжаете опекать Роанду.
— Такова наша политика.
— И ты поддерживаешь ее?
— Нет, лично я ее не поддерживаю, но ведь теперь я тоже стал частью Шаммат, поэтому мое мнение уже не имеет значения.
— Тебе приказали вернуться, а ты не хочешь уезжать?
— Да.
— Ты боишься возвращаться, потому что знаешь, что тебе придется снова отправиться на Роанду?
— Да.
— А если я отдам тебе серьги и все остальное…
— Будет вполне достаточно, если ты отдашь мне только серьги… Более чем достаточно… — горячо пробормотал он.
— Но ты должен соблюдать ритуал, который расписан до мелочей и меняется, когда меняются обстоятельства… Разве не так?
Назар посмотрел на меня с уважением, смешанным с неприязнью.
— Абсолютно верно.
— Серьги нужны тебе не для того, чтобы обеспечить свою безопасность, а для того, чтобы подарить их Элиле. Правильно? Или есть что-то еще?
— Возможно.
— Может быть, путтиоряне, которые не умеют пользоваться украденными серьгами, хотят, чтобы ты присоединился к ним?
— Что-то вроде того.
— Это просто не укладывается у меня в голове! Тебя соблазнила Путтиора?
— Почему бы и нет? Если я не устоял перед Элиле — а ведь она не просто соблазнила меня — в сущности, я был ее мужем… И довольно долго… Лучше я не буду вспоминать об этом…
— И сколько времени это продолжалось? — спросила я, подумав, что жизнь этих созданий очень коротка.
— Именно так, сирианка, — подтвердил Назар. — И это делает мою боль еще острее… Эта безупречная непостижимая красота мимолетна, она — как снег на ладони. И кажется, что это дает тебе право влюбляться до безумия, напиваться, лететь на огонь, как бабочка… На Сириусе есть бабочки?
— Нет. Но мне приходилось видеть их на других планетах.
— По понятиям Шикасты, я любил Элиле целую вечность. С нашей точки зрения, я пью и пускаюсь во все тяжкие, пытаясь овладеть снежинкой. Способна ли ты понять меня, сирианка?
— Назар, тебе нужно вернуться домой. И рассказать все это кому следует.
— И что потом? — изумленно спросил он таким тоном, словно разговаривал с маленьким ребенком.
— Ладно, — сказала я. — Пускай тебя не устраивают методы Сириуса. Но ведь дисциплина остается дисциплиной везде. Ты должен подчиняться приказам, признавать свои ошибки и нести заслуженное наказание — впрочем, ты утверждаешь, что у вас не бывает наказаний.
Назар вздохнул и снова зашагал по комнате.
