— К вашим услугам! — И продолжал: — Я слышал о ваших намерениях. Пришел вас поздравить! Великолепно! По масштабу, по смелости, по риску. Поистине революционная творческая мысль.
После нескольких часов общения с Кролгулом Грайс был готов на все, в том числе и пойти на риск — заставить мотцанцев пошевелить извилинами.
Представьте себе, Клорати! Двадцать Воплощений, и я в том числе, все после тяжелого рабочего дня, с трудом собрались, чтобы посвятить вечер разбору этой обременившей нас просьбы Грайса; все уселись полукругом в казарме в центре пустыни, которую предстоит окультуривать. На полке стоит кувшин с водой, лежит несколько порций овощей, горит лампа. Грайс сидит перед нами — непонятно, в качестве гостя или же пленника.
— Вы говорите, что собираетесь публично критиковать свой собственный народ?
— Не мой народ. Государство Волиен.
— Какая разница? Как можно разделять государство Волиен и его жителей волиенцев?
— Если нельзя разделять, как же в таком случае государство может обещать и гарантировать своему народу известные права?
— Как вас понимать? Вы что, намерены публично критиковать абстракцию?
— Как государство может быть абстракцией, если оно гарантирует и обещает, если оно выступает в роли отца родного? И, кроме того, я не критикую его, я вызываю его на суд.
— Неужели вы собираетесь судить Конституцию?
— Нет, тех, кто представляет государство Волиен в настоящее время.
Наступило угрюмое молчание, полное враждебных взглядов и нетерпения.
— И чего вы этим добьетесь?
— Добьюсь? Я разоблачу Волиен как мошенника, какой он и есть.
— Волиен?
— Я имею в виду нашу смешную Конституцию. Ложь, все ложь!
— Но когда мы принесем нашу Мораль в Волиен, тогда у их народа будут истинная справедливость, настоящая законность и реальная свобода.
— Да, но до этого еще надо дожить, так ведь? И в любом случае… — Губернатору Грайсу просто не верится, что может исполниться его мечта, то, о чем мечтал он столько лет: истинное пришествие революции, истинное пришествие Сириуса в его страну. — И, кроме того, — торжествующе заявил он, — если я разоблачу их в суде, чего они давно заслуживают, тогда ваша задача станет намного легче, согласны? Лицемерная маска фальшивой справедливости будет сорвана с лица тирании и…
— Мы не понимаем, как вы, официальный представитель этой тирании, да и просто гражданин, сумеете призвать государство к суду. Что, конечно, звучит для нас как критика. А как вы можете критиковать тиранию?
— Ах видите ли, у нас демократия, верно? Конечно, только из-за исторических аномалий и так далее, — бормотал Грайс.
Вот так и тянулось это заседание, почти всю ночь. Время от времени я вмешивался, чем-нибудь напоминая этим воинам о реальности, или, как вы и ваши руководители в Школе Колониальной Службы это называете, «самой жизни». Например, я вставлял:
— Но, позвольте вам напомнить, у вас, в сущности, даже нет под рукой текста Конституции…
Под конец было решено послать команду из двух человек на Волиен, переодев их в волиенцев, чтобы достать экземпляр Конституции для Грайса.
— И раз уж вы поедете, — заорал он им вслед, — заодно прихватите для меня второй том книги Писа «Законы управления поведением групп». Когда вы освобождали эту библиотеку, этот том был на руках, а мне он нужен, дабы правильно составить иск.
Грайс все это записал для них на листочке. Мотцанцы не любители чтения. Или, скорее, они читают только истории о своей родной планете, о том, как их оттуда изгнали, о своей борьбе с природой и за окультуривание Мотца, о своей борьбе по охране Мотца от рук дружественных колоний Сириуса. Они читают книги о практическом обучении, техническую литературу и — с недавних пор — книги, описывающие Волиен и его «Империю», но исключительно с точки зрения Сириуса. Никогда не читают они таких книг, которые могли бы натолкнуть на предположение, что как их самих, так и их историю, их страсти, их преданность можно рассматривать с какой-то другой точки зрения. У мотцанцев даже не возникает искушения читать такую литературу: они тщательно запрограммированы на восприятие мыслей других людей как ереси. «Ладно, всё, достаточно», — я цитирую их неизменный ответ, если перед этими людьми вдруг предстанет какая-то книга, в которой может оказаться критика в их адрес, хотя бы косвенная. И еще: «Что у нас есть, то нам и надо».
Чтобы подать иск на Волиен, потребовались усилия Грайса, мои, Кролгула и еще одного мотцанца (его представил губернатору Кролгул, он как почувствовал, что этот новый знакомец может оказаться полезным для Грайса — с точки зрения самого Кролгула, разумеется). Сей молодой человек по имени Стил есть настоящее порождение, продукт тех трудностей, которые ему пришлось преодолеть в своей жизни. Он родился в одном из новых поселков, построенных для осушения болотистого устья. Там вечно было холодно, уныло, промозгло. Мать его умерла, рожая третьего ребенка. Отец работал так же много, как и все мотцанцы. Дети росли без присмотра. Стил помогал растить двух младших, ходил в школу и зарабатывал деньги, еще будучи совсем ребенком. Потом в результате несчастного случая погиб отец. Вся история Стила такова; он рано повзрослел и стал физически и духовно взрослой личностью, был способен выполнить любую работу и справиться с любым обстоятельством. Этот образчик добродетели все свое время проводил с Грайсом, который еще больше впал в самоуничижение и ощущение собственной неполноценности. Стил же, естественно, пришел в восторг от Грайса, жизнь которого казалась ему патологическим баловством и воплощением эгоизма. Грайс соглашался с любой критикой в свой адрес и кричал:
— Я отплачу им за это, вот увидишь! — имея в виду, разумеется, «весь Волиен».
«Предъявление обвинения» уже составило несколько томов, и как будто не было причины его вообще заканчивать; но Кролгул торопил. Повсюду циркулировали слухи! В основном о неизбежном вторжении Сириуса. Армия Мотца формально была мобилизована. Поскольку все их солдаты — они же фермеры и шахтеры, в основном рабочие, Мотц не может справиться с ситуацией. Протесты пошли на «сам Сириус». Где, конечно, сплошь одни перепалки. Дебаты. Несогласия. Перемена политики. Нет ответа от «самого Сириуса», так что Мотц свою армию законсервировал, но, как у них говорят, все могут собраться снова в один день (и это правда, ибо самодисциплина их солдат такова). Кролгул заявил Грайсу:
— Если ты не сделаешь этого сейчас, то не сделаешь уже никогда. Не станет Волиена, на кого подашь иск?
— Ой, Кролгул, — удивился Грайс, — а ты не преувеличиваешь?
— Тебе нужна или тебе не нужна Сирианская Мораль?
— На Волиенадне я ни разу не слышал, чтобы ты говорил о ней. Почему это?
— Ты тогда еще не созрел, чтобы услышать истину.
— Ты ведь не для меня вещал. А Колдер и его компания?
