— Там так же, как здесь, — пыталась объяснить Рита, — хотя там приятное синее море. Ты знаешь, что такое море?
Да, он знал; помнил, как они ездили к морю с бандой.
— Вот и там так же. Только море совсем рядом.
Она нашла несколько открыток с видами Ниццы, побережья, и Бен задумался, глядя на них; Рита знала, что он видит не то, что видит она. И не сказала, что там другой язык, другие звуки.
Рита стояла, прислонившись к дверному косяку, одетая в черную кожу и черные колготы-сеточку, и смотрела на Джонстона. Тот взмахом руки указывал людям на мини-такси, раздавал водителям указания — как здесь бывает всегда с раннего вечера до двенадцати или часа ночи, когда люди возвращаются из ресторанов и театров. Вдруг Рита заметила человека, который ей сразу не понравился, — он подошел к Джонстону и встал прямо передним. Она поняла, что Джонстон испугался. В ее жизни все проблемы начинались так: ниоткуда появляется человек, который словно всем своим видом предупреждает: «Берегись», — а потом все и происходит. Когда этот тип, наконец, убрался, Рита заметила, что Джонстон вспотел; он наклонился к прилавку в своем закутке и начал большими глотками пить из бутылки, которая у него там хранилась. Потом заметил Риту, понял, что она беспокоится, и сказал:
— Рит, надо поговорить.
Вечером Рита проверила, что уличная дверь, ведущая к ее комнате, закрыта, и позвала Джонстона. Улеглась на кровать, опираясь на подушки, одна нога свисает — эту позу она изобрела, чтобы возбуждать клиентов; она курила и смотрела на Джонстона, который вертелся и ерзал на стуле. Он курил и часто отхлебывал из бутылки с виски. Из-за спертого воздуха и сигаретного дыма Рита постоянно кашляла.
Она знала про Джонстона почти все. В четырнадцать он сбежал из неблагополучной семьи. Отбыл срок в борстале, потом жил впроголодь за счет воровства. Год тюрьмы. Когда вышел, пытался какое-то время жить честно, но его снова посадили за разбой. Этот срок окончился пять лет назад. Машины и махинации, сначала преступил закон на шаг, потом все глубже и глубже, закрутил множество афер, которые становились все опаснее и опаснее, ему помогали навыки, которые он приобрел в тюрьме, а также связи в криминальном мире. Дело с мини-такси шло неплохо, но это всегда было лишь прикрытием. Риту не удивило, что Джонстон попал в беду, и когда он сказал:
— Рит, я в ловушке, — она подумала, что у него небольшие долги, возможно, его шантажируют. Но когда он начал рассказ, подкрепляя силы огромными глотками виски — он уже был слегка пьян, — она села на край кровати и уставилась на него:
— О чем ты говоришь? О чем речь?
Один человек, которого Джонстон почти уважал, убедил его попытать удачу на фондовой бирже — на фьючерсных сделках. Проиграть невозможно, говорил его товарищ. Деньги будут, если не потеряешь голову. Голову-то они не потеряли, а вот деньги — да.
— Ты хочешь сказать, что должен миллион фунтов?
— Это ничто, Рит. Миллион — всего лишь малая часть.
— Да, но для тебя это немало.
— Правда, — сказал он и выпил.
— И что, ты боишься, что снова попадешь в тюрьму?
— Именно. Туда я и отправлюсь, если не достану денег.
— Давай во всем разберемся. Ты должен миллион, или вы оба?
— Он должен куда больше. Зашел дальше, чем я. По сути, он сделал мне одолжение, ввел в это дело, но теперь, если я не отдам ему миллион, он сдаст меня, и я пропал.
Рита снова откинулась и закашлялась.
— Чертов смог, — сказала она. — Иногда в комнату с улицы идет столько вони, что я задыхаюсь. — Ловко оправдав этим табачный дым, она зажгла очередную сигарету и бросила пачку Джонстону. — Ладно, — продолжала Рита, — но если у тебя не выгорит дело с кокаином, если тебя поймают, тебя все равно посадят. Возможно, пожизненно.
— Да, но у меня все получится.
— Так прежде чем ты начнешь сам получать деньги, тебе придется отдать миллион?
— Когда этот товар попадет в Ниццу, миллион выплачен. Остальное мое.
— А Бену ничего?
— О нем я позабочусь.
— А как же я? — полюбопытствовала она. — Разве я не рискую?
— Ты не будешь знать, что в чемоданах, Рит. Это мое дело.
— Если Бена схватят и спросят, где он это взял, он скажет, что у меня. Он знает меня лучше, чем тебя, мне он доверяет. Так что скажет, что у меня.
Молчание.
— Но он же знает, что он должен передать кое-что от меня другу во Франции.
Молчание.
— От меня, Рит.
— Но я ведь тоже в этом замешана, нет? Бен знает слишком мало, чтобы убедительно лгать. На него нельзя рассчитывать. Он расскажет про меня и тебя.
Вот как Джонстон разрубил этот узел:
— Скажи мне, что ты собираешься делать дальше? Тебе не по душе такая жизнь, ты ведь об этом говорила? Так будь со мной, и я помогу тебе из этого выбраться, навсегда.
— Позаботишься обо мне, как и о Бене?
Джонстон наклонился вперед, развеивая пелену табачного дыма, и сказал ей от всего сердца — это она хорошо поняла:
— Слушай, мы с тобой были вместе — сколько, Рит? Три года? Я же ни разу тебя не подвел, так?
— Да.
— Так что же?
Он все наклонялся вперед, с пьяной искренностью, отчаянием, красные глаза слезились — от дыма? Или все же слезы?
— Это большой риск, — сказала она, — ты испытываешь судьбу.
— Приходится, Рит. Если дело выгорит, дальше буду жить честно.
Она снова легла, на этот раз вытянув ноги перед собой, уставилась на Джонстона и стала размышлять о том, что не понимает, кого из них ей больше жалко — Джонстона, она ведь знала, что он кажется хуже, чем есть на самом деле, — знала, потому что и сама была такой, и Джонстон умел произвести впечатление на людей, он выглядел как Хамфри Богарт — ну, часто, хотя бы немного бывает похож, но не сейчас, когда напился и ведет себя глупо — или Бена, которого посылают в такое опасное путешествие, чтобы спасти Джонстона. Но если начинать думать — а сейчас Рита серьезно задумалась, — Джонстону она должна больше, чем Бену. Она считала, что может назвать Джонстона своим мужчиной, в конце концов, другого у нее не было. И он действительно всегда был с ней добр. И сказал он правду: ей противна такая жизнь, несколько раз ей приходила в голову мысль покончить с собой. «Лучше уж я сделаю это сама, прежде чем какой-нибудь маньяк мне в этом поможет». Рита думала, что все равно так долго не может продолжаться. Она нездорова. С кожей не все в порядке. Она красилась под блондинку, но волосы у нее были темные, жесткие, слабые, все время растрепанные: достаточно дотронуться, чтобы понять, что девушка больна. Стоило ей посмотреть на себя в зеркало без косметики и убийственного наряда, и она тут же принималась краситься.
