— Это ваш чемодан, сэр? — спросили не у Бена, а у следующего пассажира. Бен стоял, оскалившись, потом, когда наконец понял, что покачивающийся рядом с ним синий чемодан — его, вспомнил указания, взял чемодан и пошел к… Он был ошеломлен и ослеплен, ему было дурно и холодно. Огромное пространство со всеми этими лампами, людьми, магазинами, красками, непрестанным движением, шумом — это Бена испугало бы в любом случае, но он знал, что надо помнить, надо помнить… Он чуть не начал беспомощно хныкать, но заметил, что прямо перед ним мужчина за стойкой подзывает его и просит показать паспорт. Бен держал его в руке. Как он там оказался? Бен не мог вспомнить… Но контролер лишь мельком взглянул на паспорт, а потом снова перевел взгляд на Бена. Подумал: «Если он и кинозвезда, то я ни разу его не видел».
Теперь Бен стоял достаточно далеко от ряда столов, где проверяли паспорта, не зная, что делать дальше. Ему говорили, что его там кто-то встретит — друг Джонстона; так и случилось, к Бену спешно подошел молодой человек, не сводя с него испуганных глаз.
Вот тут-то и произошло нечто непредвиденное. Джонстон, если бы видел все это, сказал бы: «Ну вот! У меня получилось!» Если не случится какая-нибудь нелепая неудача, то вскоре он станет хозяином нескольких миллионов фунтов.
Этот юноша, помощник Бена, буквально трясся от радости, так он отреагировал. Он встал прямо перед Беном, попытался улыбнуться и быстро произнес:
— Я друг Джонстона, Ричард.
Бен сказал:
— Мне холодно. Мне нужен мой свитер. — Он поставил сумку и попытался расстегнуть ее, не сразу заметив крошечный замок. И спросил: — Где ключ? Почему она закрыта?
Ричард Гэстон (хотя у него было много имен) прибыл в Лондон за день до этого на пароме из Кале, и много времени провел с Джонстоном: ему давали инструкции, как надо себя вести в этот день, а потом в Ницце. Он доехал до Хитроу подземкой и издалека наблюдал за водителем мини-такси и Беном у регистрации, отдельно прошел паспортный и таможенный контроль в эконом-классе, дождался, пока появится Бен, воздавая себе похвалы, греясь в славе Джонстона — ведь тот так умен. У Ричарда были огромные сомнения насчет этого действа, но смотри-ка, получилось.
И вот Бен наклонился, стал дергать молнию, тянуть замок. Очевидно, этими руками можно разорвать сумку, если Бен того захочет. Ричард сразу представил, что пакеты посыплются на пол, подойдет охрана…
— Мне холодно, — повторил Бен.
Вечер теплый, а на Бене поверх рубашки уже надета короткая куртка; рубашка роскошная, заметил Ричард.
— Тебе не может быть холодно, — необдуманно резко сказал Ричард Бену. — Пойдем. Время поджимает. Уже объявили посадку. Не усложняй все.
Реакция была такова, что Ричарду пришлось отскочить от Бена, который, очевидно, собирался схватить его за руки, а потом… Бен кипел от ярости.
— Мне нужен свитер! — заорал Бен. — Я хочу надеть свитер!
Ричард перепугался, но не опешил. Он пытался собраться. Его предупреждали, что Бен странный… у него случались припадки плохого настроения… надо его ублажить… он простоват. «Но он нормальный, так что не относись к нему, как к идиоту».
Эти описания Бена, вкраплявшиеся в многочасовую беседу с Джонстоном, казались Ричарду неуместными. И это Джонстон назвал бы припадком плохого настроения, да? Ричард нервно оглядывался по сторонам. Кто-нибудь смотрит? Ну, скоро начнут, если Бен не перестанет орать.
Если молния разойдется, если замочек раскроется…
Задыхаясь, Ричард сказал:
— Бен, приятель, послушай. Мы опоздаем на самолет. В самолете тебе будет хорошо, тебе дадут одеяло.
Бен встал, сумка упала. Ричард и не догадывался, что Бена зацепило слово «одеяло». Старушка часто говорила: «Возьми одеяло, Бен, укутайся. Сегодня топят слабовато».
Ричард понял, что ситуация изменилась: Бен уже не воплощал чистое убийство. И, сам того не зная, Ричард набрал еще несколько очков:
— Джонстон не хотел бы, чтобы сейчас все пошло прахом. У тебя хорошо получилось. Так держать! Ты чудо, Бен.
Из-за слова «хорошо».
Бен поднял сумку и пошел по коридорам за Ричардом, по движущейся дорожке, туда, куда нужно. Распланировано все было неплохо: они затеряются среди людей, садящихся в самолет. У стойки Бен обнаружил, что держит в руке паспорт и посадочный талон, которые вложил туда его новый друг, похоже, он забрал их у Бена во время спора: Бен выронил документы, когда боролся с молнией и замком. Они пошли дальше, вперед, вниз, поворот, вниз, а потом дверь, рядом с ней улыбающаяся женщина, которая направила их в клубный класс. Бен беспомощно стоял в проеме, и Ричард забрал у него чемодан и засунул в багажный отсек — с таким ощущением, будто держит змею. Он говорил Джонстону, что ни в коем случае не возьмет этот чемодан в руки, чтобы на любом допросе можно было сказать, что он ничего о нем не знает, но теперь понял, насколько это глупо. Бен занял свое место, ремень накрепко пристегнут, и Ричард уже собирался попросить одеяло, а потом рассказать Бену про подъем, про полет — под ними будут облака, а потом… Но Бен уснул.
Как хорошо, подумал Ричард. Какое облегчение.
Бен спал, пока они не приземлились и люди не начали сходить. Бен был поражен и почти не узнавал Ричарда. Он забыл о драгоценном чемодане, когда пришло время вставать и доставать вещи. Ричард сделал это за него и нес чемодан до выдачи багажа. Почти сразу показалась огромная черная сумка — опасная, — а за ней и красная, с вещами Бена.
— Когда мы пойдем на самолет? — спросил Бен. Он ждал чего-то вроде полета над Лондоном в маленьком самолете с Джонстоном.
Ричард не ответил: впереди осталось последнее препятствие, таможня, но там их не особенно побеспокоили. Через пару секунд они оказались на солнце, а потом, взяв сумки, сели в такси. Ричард откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза — его все еще трясло от страха. Он-то знал, что их спасла лишь удача, хоть он и восхищался Джонстоном. Ужасно хотелось спать, он понял, почему Бен уснул в самолете — от напряжения. Пока они ехали, Бен молчал. Во-первых, у него болели глаза от солнечных бликов на море — он не сразу распознал эту огромную блестящую синеву, которая совсем не была похожа на побережье дома. Еще его тошнило: Бен всегда ненавидел машины. Потом они вышли на улицу, где было много людей, Ричард подвел Бена к столику, сел сам и подтолкнул стул к Бену. Тот сел осторожно, словно стул мог оказаться капканом и сомкнуть над ним челюсти. Перевалило за полдень. Они сидели под маленьким зонтиком, но крошечная тень почти не помогала, глаза у Бена все равно болели. Он прикрыл их. Подошел официант: Ричард заказал кофе, а Бен — апельсиновый сок, он терпеть не мог кофе. Подали пирожные, но Бену они тоже никогда не нравились, потому все съел Ричард. Так они сидели, почти не разговаривая, Бен через полузакрытые глаза пытался хоть что-нибудь понять во всем окружающем его блеске и гвалте. Шумная улица, переполненное кафе, и никто не обращал на них никакого внимания. Потом у столика неожиданно появился какой-то мужчина, и Ричард сказал ему: «Черный и синий». Бен смотрел, как этот человек — видение из яркого света и шума — растворился, ушел к стоянке такси, унося с собой два чемодана. На него смотрели только Бен и Ричард. Никто из прогуливавшихся по улице, сидевших за столиком в кафе или проезжавших мимо не смотрел так на два чемодана — огромный и средний, — содержание которых скоро вольется в реки отравы, текущие по всему миру. Бен был смущен. Он считал, что синий чемодан, который он засовывал в машину и показывал таможенникам, — его, но оказалось, что это не так. Ему принадлежал красный. А еще он только начал осознавать, что ему сложно что-либо понять. Вокруг люди громко разговаривали, но Бен не понимал, что они говорят. Рита сказала ему, что все будут разговаривать по-французски, но ничего страшного в этом нет, так как друг Джонстона — британец, он будет говорить по-английски и присматривать за ним, только вот Бен не знал, что ему придется сидеть в чужой стране за столиком, совершенно не понимая, что происходит вокруг. Этот человек, который унес чемоданы, понял то, что Ричард сказал по-английски, но с водителем такси он разговаривал по-французски. Бена снова сковала усталость.
