Эта новость настолько поразила Сильвию, что она опустила сэндвич.
— Ты и Софи?
— Ну конечно, ты же не в курсе. Она приехала к нам, чтобы прийти в себя, а потом… она была больна, понимаешь.
— А что с ней такое?
— Софи беременна, — сказал он, — и поэтому мы скоро поженимся.
— Бедный Колин, — непроизвольно вырвалось у Сильвии, и она покраснела от стыда — в конце концов, она ведь не знает, как обстоят дела, что на самом деле…
— Я бы не назвал себя таким уж бедным. Не забывай, я всегда очень любил Софи.
Сильвия вернулась к сэндвичу, но тотчас отложила его: от известия о переменах в жизни Колина ее желудок сжался.
— Ну, продолжай. Я вижу: ты несчастен.
— Какая проницательная. Да, ты всегда была такой, хотя делала вид, что вообще не отсюда.
Это было обидно, и Колин намеренно причинил ей боль. Но тут же спохватился:
— Нет-нет, извини. Извини меня, я сам не свой. Ты застала меня в… Хотя нет, я всегда теперь такой.
Он подлил вина.
— Не пей, пока я все не услышу.
Колин отставил свой стакан.
— Софи сорок три года. В таком возрасте родить уже не просто.
— Да, но довольно часто старые первородящие… — Она заметила, что Колин поморщился от этого термина.
— Именно так. Она и есть старая первородящая. Но хочешь верь, хочешь не верь, а младенцы с синдромом Дауна — это те такие веселенькие, верно? — и прочие ужасы — еще далеко не худшее. Софи убеждена, будто я убежден в том, что она хитростью заманила ребенка в свое чрево, чтобы использовать меня, потому что детородный возраст у нее заканчивается. Я знаю, что она ничего такого не замышляла, это не в ее характере. Но Софи никак не оставляет эту идею. Днем и ночью я слушаю ее покаянный плач: «О, я знаю, что ты думаешь…» — Колин провыл эти слова, получилось похоже на Софи и эффектно. — И знаешь… конечно же, ты знаешь. Ничем мы так не наслаждаемся, как чувством вины. Она буквально катается в нем, купается, моя Софи, ничего лучшего с ней не случалось. До чего же приятно знать, что я ненавижу ее за то, что она устроила мне ловушку, и что бы я ни говорил, ее не переубедить, потому что это так приятно — чувствовать себя виноватым.
Это было самое беспощадное выступление, когда-либо слышанное Сильвией от беспощадного Колина. Он поднял свой бокал и осушил его одним махом.
— О Колин, ты опьянеешь, а я так редко с тобой вижусь.
— Сильвия, ты права. — Он налил себе еще вина. — Но я женюсь на Софи, она уже на седьмом месяце, и мы будем жить наверху, в бывших комнатах Юлии — в четырех комнатах, а работать я буду в самом низу, в цоколе — когда он освободится. — Тут его лицо, раскрасневшееся и сердитое, осветилось тем удовольствием, которое мы испытываем каждый раз, когда сталкиваемся с очередным свидетельством бесконечной драмы жизни. — Ты слышала, что Фрэнсис взяла к себе двух детей своего нового приятеля?
— Да, она мне писала.
— Она писала тебе, что имеется еще и бывшая жена, причем в депрессии? Эта жена и живет сейчас внизу, в той квартире, где раньше была Филлида.
— Но…
— Никаких «но». Все устроилось как нельзя лучше. Депрессия у нее закончилась. Двоих детей устроили наверху, где раньше жили мы с Эндрю. Фрэнсис и Руперт поселились в комнатах Фрэнсис.
— То есть все хорошо?
— Да, только эти дети рассудили весьма разумно, что раз их мать порвала со своим шикарным любовником, то почему бы матери и отцу не сойтись снова, а Фрэнсис может просто исчезнуть.
— И они плохо ведут себя с Фрэнсис?
— Вовсе нет, что еще хуже. Они очень вежливы и логичны. Достоинства их плана обсуждаются каждый раз, когда они собираются за столом. Девочка, настоящая дрянь, между прочим, выдает такие перлы: «Но ведь для нас будет гораздо лучше, если ты уедешь, ты разве не согласна, Фрэнсис?» Заводила в этой паре девчонка, мальчик больше молчит. Руперт цепляется за Фрэнсис изо всех сил. И это понятно, стоит только взглянуть на Мэриел.
Сильвия думала о Ребекке, родившей шестерых детей, двое из которых умерли — вероятно, от СПИДа, но возможно, и нет, — и почти не видящей мужа, который работает по восемнадцать часов в сутки. И Ребекка никогда не жалуется.
Она вздохнула, и Колин взглянул на нее:
— Как повезло тебе, Сильвия, что ты уехала подальше от наших бесконечных проблем.
— Да, иногда я радуюсь, что не замужем… прости. Продолжай. Мэриел…
— Мэриел — ну, это тот еще подарочек. Холодная, эгоистичная, любит манипулировать людьми, и она всегда ужасно относилась к Руперту. Она феминистка — знаешь, из тех, отъявленных? Всегда внушала Руперту, что это его обязанность — содержать ее, и заставляла мужа платить за ее обучение на каких-то бессмысленных курсах — высшая критика или что-то в этом роде. За всю жизнь ни пенни не заработала. И теперь пытается получить такой развод, по условиям которого ему пришлось бы содержать ее до бесконечности. Мэриел принадлежит к группе женщин, к тайному обществу сестер — ты не веришь мне? — цель которого — отобрать у мужчин все, что можно.
— Ты все это придумал.
— Милая Сильвия, да, кажется, я припоминаю: ты никогда не хотела верить в темные стороны человеческой натуры. Но теперь дело взяла в свои руки Судьба, и ты никогда не догадаешься… Мэриел прошла курс психотерапии у Филлиды. За лечение платила Фрэнсис. Потом Фрэнсис попросила Филлиду, которая превратилась во вполне разумную даму — ты удивлена?
— Еще бы.
— Так вот, Фрэнсис попросила Филлиду взять Мэриел в ученицы, чтобы та потом сама стала консультантом, пообещав заплатить за обучение.
И тут Сильвия начала смеяться.
— О, Колин! О, Колин…
— Ага, вот именно. Потому что, видишь ли, Мэриел ничего не умеет делать. Она даже курсы свои не закончила. Но как консультант-психотерапевт вполне сможет зарабатывать себе на жизнь. Работа консультантом стала спасением для всех необразованных женщин — она заменила швейную машинку, кормившую прошлые поколения.
— В Цимлии швейная машинка по-прежнему жива и здорова и содержит целые семейства. — И Сильвия снова засмеялась.
— Ну слава Богу, что я все-таки тебя развеселил, — сказал Колин. И он налил ей еще вина. Оказалось, что она уже выпила первый бокал. Себе он тоже подлил. — Ну вот. Мэриел собирается переехать к Филлиде, потому что партнерша Филлиды решила открыть собственную консультацию, и наша нижняя квартира будет свободна, так что я смогу там писать. И скрываться от своих отцовских обязанностей, разумеется.
— Что не решает проблему Фрэнсис, которой навязывают роль злой мачехи. Если не считать детей, она счастлива?
— Она без ума от счастья. Во-первых, Фрэнсис действительно любит своего Руперта, и тут ее можно понять. Но ты не слышала еще? Она же вернулась в театр!
