— Что значит вернулась? Я не знала, что Фрэнсис вообще имела какое-то отношение к театру.
— Как мало мы знаем о своих родителях. Представь, выяснилось, что театр всегда был первой любовью моей матери. Сейчас она играет в пьесе вместе с Софи. В этот самый момент их обеих провожают со сцены аплодисментами. — На последней фразе язык у Колина начал заплетаться, и он нахмурился. — Проклятье, — сказал он. — Я пьян.
— Пожалуйста, милый Колин, не пей, прошу тебя.
— Ты сказала точь-в-точь как Соня.
— А, Чехов. Да. Понимаю. Но, кстати, я полностью на ее стороне. — Сильвия рассмеялась, но уже не весело. — В миссии есть один мужчина… — Но разве можно рассказать про жизнь Джошуа Колину? — Чернокожий. Если он не обкурился, значит, пьян. Но если бы ты знал, как он живет…
— Ты хочешь сказать, что моя жизнь не дает основания для пьянства?
— Вот именно. Так вернемся к Софи. Ты бы предпочел, чтобы это была не она…
— Я бы предпочел, чтобы это была не сорокатрехлетняя женщина. — И из его горла вырвался вой, который таился там все это время. — Понимаешь, Сильвия, я знаю, что это смешно, знаю, что я жалкий несчастный дурак, но я хотел счастливую семью: мамочка, папочка и четверо детишек. Вот чего я хотел, но с моей Софи ничего этого не получу.
— Не получишь, — согласилась Сильвия.
— Не получу. — Колин старался не расплакаться, тер кулаками лицо, как ребенок. — И если ты не хочешь быть здесь, когда после спектакля сюда вернутся счастливая Софи и моя триумфальная мать, обе в экстазе от «Ромео и Джульетты»…
— Что, неужели Софи играет Джульетту?
— Выглядит она на восемнадцать. Выглядит она прекрасно. Софи красавица. Беременность ей к лицу. Можно даже не заметить, что она ждет ребенка. Газеты, конечно, не дадут не заметить. Они раздули из этого целое дело. Ну, знаешь, в духе: Сара Бернар играла Джульетту в возрасте ста одного года и с деревянной ногой. Но надо признать, беременная Джульетта придает-таки новое очарование пьесе. И зрители Софи обожают. Никогда ей столько не аплодировали. Одевается она в белые летящие робы, волосы убирает белыми цветами. Сильвия, ты помнишь ее волосы? — И Колин все-таки расплакался.
Сильвия подошла к нему, уговорила его подняться со стула, повела вверх по лестнице, и там, где когда-то ее утешал Эндрю, теперь она сама утешала Колина, пока тот не утомился и не заснул.
Сильвия не знала, найдется ли ей в доме где переночевать, поэтому оставила записку для Колина. Она хотела, чтобы он «написал правду о Цимлии». Кто-то должен это сделать.
Выйдя на улицу, Сильвия шла до тех пор, пока не увидела гостиницу, где и остановилась на ночлег.
В записке Сильвия обещала прийти к обеду. Утром она отправилась по книжным магазинам и покупала, покупала, покупала. Два больших контейнера книг прибыли с ней к дому Юлии (она по-прежнему называла так этот дом). Дверь ей открыла Фрэнсис, которая, как и Колин днем ранее, провела гостью в кухню, обняла как давно потерянную дочь и усадила на ее старое место, рядом с собой.
— Только не говорите, что мне нужно как следует питаться, — сразу попросила Сильвия.
Фрэнсис поставила на стол корзинку с нарезанным хлебом. Сильвия смотрела на ломти и думала о том, что отец Макгвайр обожает хороший английский хлеб; надо будет захватить для него буханку. Тарелка, полная завитков лучисто-желтого масла, — увы, этого в Африку не возьмешь. Сильвия смотрела на еду и вспоминала Квадере, пока Фрэнсис двигалась по кухне, накрывая на стол. Она была статной привлекательной женщиной, с желтыми волосами — крашеными и со стрижкой, которая стоила полцарства. И она была очень хорошо одета — Юлия наконец-то одобрила бы ее стиль.
Четыре прибора… кто еще? Вошел высокий мальчик, который остановился, чтобы рассмотреть Сильвию — незнакомку.
— Это Уильям, — сказала Фрэнсис. — А это Сильвия, она раньше жила здесь. Сильвия — дочь подруги Мэриел, Филлиды.
— Э-э, здравствуйте, — сказал Уильям вежливо и сел: красивый мальчик, сдвигающий светлые бровки и пытающийся разобраться в хитросплетениях родства и отношений. Не получилось, и он отмел все проблемы, обратившись к Фрэнсис:
— У меня плавание в два часа. Можно я быстро поем?
— А мне нужно на репетицию. Тебя покормлю первого.
То, что появлялось на тарелках, ничем не походило на сытную, обильную домашнюю еду, подаваемую в прошлом. Фрэнсис давно перешла на готовую еду и полуфабрикаты. Она сунула в микроволновку пиццу и через минуту поставила ее перед Уильямом. Он тут же стал есть.
— Салат, — скомандовала Фрэнсис.
С видом героя-мученика мальчик подцепил вилкой два листка латука и редиску и проглотил так, словно это была отрава.
— Молодец, — похвалила его Фрэнсис. — Сильвия, полагаю, Колин рассказал тебе все наши новости?
— Наверное, да. — Две женщины обменялись взглядами, и из этого беззвучного диалога Сильвия поняла, что Фрэнсис сказала бы больше, если бы не ребенок за столом. — Кажется, я пропущу свадьбу, — добавила она.
— Я бы не назвала это свадьбой. Дюжина родственников в бюро регистрации.
— Все же я хотела бы быть там.
— Но не сможешь. Тебе не хочется надолго оставлять свою… больницу?
Эта заминка рассказала Сильвии, что Эндрю нелестно описал Фрэнсис свой приезд в миссию.
— Нельзя судить то, что там, по нашим стандартам.
— Я и не сужу. Мы просто думаем, что в Цимлии твоя квалификация пропадает зря. Ведь в Лондоне у тебя была серьезная работа.
В этот миг появилась Софи. Она была одета в нечто похожее на старинное платье или пеньюар — белого цвета с большими черными цветами — и плыла в нем Офелией, словно по воде; длинные черные волосы с драматичными прожилками седины распущены; прекрасные глаза все те же. Ее беременность имела вид элегантного бугорка.
— Семь месяцев, — сказала Сильвия. — Как тебе это удается?
Она потерялась в объятиях Софи. Обе плакали, и хотя от Софи и нельзя было ожидать ничего иного, в этом была вся она, для Сильвии такое выражение чувств было редкостью.
— Черт, — пробормотала она, вытирая глаза.
Фрэнсис тоже прослезилась. Из-за пиццы за всем этим с отстраненной серьезностью наблюдал мальчик. Софи откинулась на большом стуле в конце стола; ее выразительные руки обняли маленький животик.
— Сильвия, — произнесла она трагически, — мне сорок три года.
— Знаю. Все будет нормально. Ты уже сдавала анализы?
— Да.
— Вот видишь.
— Но Колин… — И Софи снова заплакала. — Простит ли он меня когда-нибудь?
— Ах, какая чушь! — воскликнула Фрэнсис раздраженно, уже наслушавшись этих причитаний.
— Из того, что он вчера говорил мне, — сказала Сильвия, — у меня сложилось впечатление, что о прощении речь вообще не идет.
