Анна услышала слова «твой молодой человек», произнесенные с какой-то слащавой игривостью (как будто светская матрона пытается польстить молодой женщине?), и подумала, что стоит только ей встретить Марион, как тут же, через несколько минут, мелькнет какая-нибудь фраза в этом роде, что очень действует на нервы; и она сознательно напомнила себе о мире, в котором воспитывалась Марион, откуда та вышла. Она сказала:
— Прости меня за резкость тона. Я устала. Я попала в час пик.
Она задергивала шторы и возвращала своей комнате спокойную суровость, чтобы в этом обрести поддержку.
— Анна, как же ты избалована! Нам, бедным простым людям, приходится справляться с подобными вещами каждый день.
Анна в изумлении посмотрела на Марион, которой никогда, ни единого дня в жизни, не надо было справляться с такими простыми вещами, как час пик. Она увидела лицо Марион: невинное, восторженное, глаза горят. И сказала:
— Мне бы надо выпить. Ты хочешь? — все вспомнила, потом порадовалась, что забыла и что с искренней небрежностью предложила спиртное Марион, которая на это ей ответила:
— Ах да, мне бы хотелось немного выпить. Томми говорит, что будет правильнее, если я решу пить понемногу, как все, чем если я решу не пить совсем. Он говорит, что в этом больше мужества. Как думаешь, он прав? Я думаю, что да. Да, я считаю, что он и очень умный, и очень сильный.
— Да, но так, должно быть, очень трудно делать.
Анна, стоя к Марион спиной, разливала по стаканам виски, при этом размышляя: «Она здесь, потому что знает, что я только что встречалась с Ричардом? А если причина ее визита не в этом, то в чем же?»
Анна сообщила:
— Я только что была у Ричарда.
А Марион, беря стакан и ставя его перед собой с вполне искренним спокойным равнодушием, ответила:
— Да? Ну, вы же с ним старинные друзья.
При словах «старинные друзья» Анна едва сдержалась, чтобы не скривиться скептически; она с тревогой осознала, что в ней упорно нарастает раздражение; она включила сияние холодного рассудка на полную катушку, и она услышала, как Ивор надрывается над ними: «Бей! Бей! — закричали пятьдесят нетерпеливых голосов, и Бетти побежала через поле так, как будто ее жизнь зависела от этого удара. Она ударила изо всех сил, и мяч влетел в ворота! Получилось! Какое началось тут ликование! Воздух зазвенел от криков ее друзей, от их юных, сильных голосов, и Бетти смотрела на своих друзей сквозь пелену счастливых слез».
— Я так обожала эти восхитительные рассказы для школьников, когда сама была ребенком, — сказала Марион, жеманясь словно маленькая девочка.
— У меня они вызывали омерзение.
— Ну, ты же всегда была такой интеллектуальной малышкой.
Анна, со стаканом виски в руках, присела и начала разглядывать Марион. На ней был дорогой костюм коричневого цвета, судя по всему — новый. Ее темные, с небольшой проседью, волосы были аккуратно уложены. Орехового цвета глаза ярко сияли, на щеках играл румянец. Так может выглядеть счастливая жена и мать, цветущая и энергичная матрона.
— И вот зачем я к тебе пришла, — говорила Марион. — Это идея Томми. Анна, нам нужна твоя помощь. Томми пришла в голову совершенно восхитительная мысль, я действительно считаю, что он такой умный и хороший, и мы оба подумали, что нам стоит обратиться к тебе.
При этих словах Марион глотнула виски, состроила премиленькую брезгливую гримаску, отставила в сторону стакан и защебетала дальше:
— Благодаря Томми я поняла, насколько я ужасающе невежественна. Все началось с того, что я стала читать ему газеты. Раньше я не читала ничего. Ну и, конечно же, он так прекрасно во всем разбирается, и он все мне разъясняет, и я действительно чувствую себя совсем другим человеком, и мне так стыдно, что меня раньше волновали только мои собственные заботы и проблемы.
— Ричард в нашем разговоре упомянул, что ты увлеклась политикой.
— О да, и он так злится. Моя мама и мои сестры, конечно же тоже в ярости.
Озорная девчонка, она сидела и улыбалась, как озорная девчонка, кокетливо поджав губки и краем глаза виновато поглядывая на Анну.
— Могу себе представить.
Мать Марион была вдовою генерала, все ее сестры — титулованными дамами, и Анна понимала, насколько Марион приятно их позлить.
— Но они, разумеется, просто не имеют ни малейшего представления о таких вещах, ни малейшего, как и я ничего не знала, пока Томми мной не занялся. Мне кажется, только с того момента я и начала жить. Я словно родилась заново.
— Ты так и выглядишь.
— Да, я это знаю. Анна, ты сегодня встречалась с Ричардом?
— Да, в его офисе.
— Он упоминал про развод? Я спрашиваю потому, что, если он об этом говорил с тобой, тогда, я полагаю, мне следует серьезно отнестись к его словам. Он вечно чем-то мне грозит, меня пугает — он очень любит это делать. Поэтому я перестала относиться к этому всерьез. Но если он действительно об этом говорит, тогда, я полагаю, мне и Томми нужно всерьез прислушаться к его словам.
— Думаю, он хочет жениться на секретарше. Или так он говорит.
— Ты видела ее? — спросила Марион с видом проказницы и недвусмысленно хихикнула.
— Да.
— Ничего не заметила?
— Что она выглядит так же, как ты в ее возрасте?
— Да, — Марион снова захихикала. — Ну разве это не смешно?
— Если ты так считаешь, то да, смешно.
— Да, я так считаю, — неожиданно Марион вздохнула, и выражение ее лица переменилось. На глазах у Анны она из маленькой проказливой девчонки превратилась в мрачную угрюмую женщину. Ее взгляд остановился: стал серьезным, ироничным.
— Разве ты не понимаешь, что мне приходится считать, что все это смешно?
— Да, понимаю.
— Это случилось неожиданно, однажды утром, за завтраком. За завтраком Ричард всегда ужасен. У него обычно отвратительное настроение, и он без конца ко мне придирается. Но вот что забавно — я всегда позволяла ему это делать. А почему? И вот он все говорил и говорил, придирался ко мне, ругал меня за то, что я так часто вижусь с Томми. И тут, внезапно, у меня случилось нечто вроде озарения. Да-да, Анна, именно так. Он, как бы подпрыгивая, расхаживал взад-вперед по комнате, где мы обычно завтракаем. Лицо у него было красное. И у него было такое ужасное настроение. А я слушала его, его голос. У него отвратительный голос, правда? Он всегда говорит угрожающе, правда?
— Да, правда.
— И вот я подумала — Анна, если бы я только могла тебе это объяснить. Это было настоящим откровением. Я подумала: я за ним замужем вот уже много лет, и все это время — я запакована, укутана в него. У женщин ведь часто так бывает, да? Я всегда думала только о нем, о нем и ни о чем другом. Каждую ночь, на протяжении многих лет я плакала перед сном, плакала до тех пор, пока не засну. Я устраивала ему сцены, вела себя как дура, страдала и… И вот в чем вопрос — зачем? Анна, я говорю серьезно.
