— И мне только что снизу позвонила Марион. Она приехала последним поездом только для того, чтобы со мной повидаться.
— Ради всего святого — зачем? — спросила Молли встревоженно.
— Я не знаю. Она пьяна. Я все расскажу тебе утром. Молли… — Анну переполняла паника, она так и видела, как и с каким выражением на лице от нее уходил Томми. — Молли, мы должны как-нибудь Томми помочь, срочно. Я уверена, что должны.
— Я с ним поговорю, — сказала Молли, практичным голосом.
— Марион уже под дверью. Мне надо ее впустить. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Утром я доложу тебе о состоянии духа Томми. Полагаю, все наши волнения — на пустом месте. В конце концов, вспомни, какими ужасными были мы сами в его возрасте.
Перед тем как Молли положила трубку, Анна успела услышать, что ее подруга громко и жизнерадостно засмеялась.
Анна нажала кнопку, которая отмыкала замок на входной двери, и услышала, как Марион начала свое неуклюжее восхождение по лестнице. Она могла бы пойти и помочь гостье, но той это наверняка не понравилось бы.
Марион, когда она входила в комнату, улыбнулась примерно так же, как и Томми: это была заранее приготовленная улыбка, и адресована она была всей комнате. Марион добралась до кресла, в котором сидел Томми, и тяжело в него рухнула. Она была женщиной тяжелой — высокой, с изобильными усталыми телесами. У нее было мягкое лицо, или, скорее — расплывчатое, и взгляд ее карих глаз был тоже расплывчатым. Расплывчатым и полным недоверия. В молодые годы Марион была стройной, живой и веселой девушкой. «Ореховая дева», как говорил о ней Ричард: когда-то — с любовью, теперь — враждебно.
Марион озиралась вокруг, попеременно то суживая глаза, то широко их раскрывая. Улыбка сошла с ее лица. Было видно, что она сильно пьяна и что Анне следует попытаться уложить ее в кровать. А пока Анна села напротив, чтобы Марион было легче сосредоточить на ней свой взгляд и свое внимание, — в то же самое кресло, в котором она сидела напротив Томми.
Марион нашла такое положение, при котором она видела Анну, и с трудом проговорила:
— Какая счастливая — ты — Анна. Да — я думаю так — ты — ты живешь — как хочешь. Какая хорошая комната. И ты — ты — ты свободна. Живешь как хочешь.
— Марион, позволь я уложу тебя спать, мы можем поговорить утром.
— Ты думаешь, я пьяна, — сказала Марион очень четко и с обиженным негодованием.
— Да, конечно, ты пьяна. Это неважно. Тебе надо поспать.
К этому времени Анна уже очень устала, усталость навалилась на нее внезапно и словно тянула ее за руки и за ноги вниз, к земле. Она, вся обмякнув, сидела в кресле, пытаясь побороть наплывавшую волнами усталость.
— Я хочу выпит, — капризным голосом сказала Марион. — Я хочу выпит. Я хочу выпит.
Анна заставила себя подняться, вышла на кухню, вылила в стакан из чайничка остатки слабого чая, добавила туда примерно чайную ложку виски и принесла этот напиток Марион.
Марион сказала «шпасибо», жадно глотнула приготовленной для нее смеси и кивнула. Она держала стакан осторожно, с любовью, плотно обхватив его пальцами.
— Как Ричард? — поинтересовалась она после этого, тщательно выговаривая слова, с лицом напряженным от усилия говорить правильно. Она заготовила этот вопрос до того, как сюда пришла. Анна перевела то, что она услышала, на нормальное звучание голоса Марион и подумала: «Боже ты мой, Марион его ко мне ревнует, а мне это и в голову никогда не приходило».
Она сухо сказала:
— Но, Марион, тебе же, безусловно, это лучше известно, чем мне?
Она видела, как сухость ее тона растворилась в пьяном пространстве, разделявшем ее и гостью; видела, как разум Марион с подозрительностью пытается расшифровать тайный смысл ее слов. Она проговорила медленно и громко:
— Марион, не нужно его ко мне ревновать. Если Ричард и сказал что-то, то это — неправда.
— Я его к тебе не ревную, — заявила Марион, выпустив из себя эти слова свистящей струей.
Слово «ревновать» подогрело в ней ее ревность; и несколько мгновений Анна видела перед собой женщину в ревности: Марион с исказившимся лицом рассматривала комнату, пристально вглядывалась в различные предметы, игравшие определенную роль в ее ревнивых фантазиях; ее взгляд снова и снова возвращался к постели Анны.
— Это неправда, — сказала Анна.
— Это — это не так уж — уж и важжжно, — сказала Марион, издав некое подобие добродушного смешка. — Почему бы и не ты, када так мноха? Ты хоть не обидно.
— Но я ему — никто.
Марион задрала вверх подбородок и заглотила смесь из чая с виски тремя огромными глотками.
— Мне это было нужно, — произнесла она торжественно и протянула Анне стакан, чтобы та наполнила его снова. Анна стакан не взяла. Она сказала:
— Марион, я рада, что ты приехала со мною повидаться, но, поверь мне, ты ошибаешься.
Марион ей устрашающе подмигнула и сказала с пьяной хитрецой:
— А я думаю, что приехала из зависти. Я тебе завидую. Ты такая, какой бы я хотела быть, — ты свободна, и у тебя есть любовники, и ты все делаешь, как ты хочешь.
— Я не свободна, — ответила Анна; она услышала, как сухо звучит ее голос, и поняла, что с этим надо что-то делать.
Она сказала:
— Марион, я бы хотела быть замужем. Мне не нравится так жить.
— Легко тебе так говорить. Но если б ты хотела, ты бы вышла замуж. Что ж, тебе придется оставить меня здесь на ночь. Последний поезд уже ушел. И Ричард настолько скуп, что не закажет для меня машину. Ричард — скупой ужасно. Да-да, скупой.
(Анна заметила, что Марион говорит намного трезвее, когда она ругает мужа.)
— Ты можешь себе вообразить, что он способен на такое скупердяйство? Ведь он богат как черт. Ты знаешь, что мы входим в один процент самых богатых людей, — а он каждый месяц проверяет мои счета. Он хвастает, что мы в этом одном проценте, а я купила платье из модной коллекции, и он ругался. Конечно, когда он изучает мои счета, он проверяет, сколько я трачу на алкоголь, но и денег ему жалко тоже.
— Почему бы тебе не пойти поспать?
— А где будет моя постель? Кто там наверху?
— Дженет и мой квартирант. Но есть еще одна кровать.
Взгляд Марион вспыхнул, в нем читалась подозрительность, смешанная с восторгом. Она сказала:
— Как необычно, что у тебя есть квартирант. Это же мужчина, как это странно с твоей стороны.
И снова Анна перевела эти слова, и она словно услышала те шутки, которые Марион и Ричард отпускают на ее счет, когда Марион трезва. Они шутят по поводу ее жильца. Анну вдруг передернуло от отвращения, теперь это с ней случалось гораздо ре-же, чем раньше, от отвращения, которое в ней вызывали такие люди, как Ричард с Марион. Она подумала: «Так жить, как я живу, должно быть, нелегко. Но мне хотя бы не надо жить с такими, как Марион и Ричард. Я не живу в том мире, где женщина не может пустить к себе мужчину-постояльца, чтобы не вызвать злобных шуток».
