* * *
Коротков ввалился в кабинет к Насте, когда она заканчивала
печатать на компьютере запросы, на которых нужно было получить подпись
начальника.
- Сейчас, Юр, секундочку, - проговорила она, не отрывая
глаз от экрана, последнюю бумажку доделаю, мне надо срочно получить на них
Афонин автограф.
- Ты к нему сейчас не ходи, - посоветовал Коротков,
когда Настя вытащила из принтера пачку запросов.
- Почему?
- А он злой как я не знаю что, -радостно сообщил Юра. -
У него сегодня большой траур.
- Что случилось? - испугалась она. - Кто-нибудь умер?
- Типун тебе на язык! У Афони траур по честолюбивым
замыслам. Ну сама посмотри, сколько обломов ему упало. Убийство водителя
съемочной группы обещало быть таким громким, и телевидение тут замешано, и муж
режиссера, и конкуренты. А что оказалось? Убийство Ремиса на религиозной почве
- тоже обломалось, никакими сатанистами там и не пахло, а ведь он с такой
радостью тащил это дело с территории! Убийство Плешакова на почве
межнациональной неприязни - и тут незадача, не так все красиво, как ему
мечталось. Но тут ему обвалилась огромная удача: хорошо законспирированный
киллер, совершивший около десятка громких и не очень громких убийств, да еще
имитировавший собственную смерть и сделавший пластическую операцию. Конфетка!
Прямой и короткий путь к мировой славе в масштабах Петровки.
- Ну? - непонимающе спросила Настя. - Такое дело все
прежние неудачи перевешивает, так из-за чего траур-то?
- А из-за того, подруга, что в нашем министерстве тоже
не дураки сидят. Дело-то полчаса назад в главк забрали! Настя чуть не
подпрыгнула вместе со стулом.
- Да ты что!
- Ну! Так нашему Афоне и доверили разматывать киллера,
который по всей стране трупы раскладывал. Они сами с усами. Симонова мы им
вычислили, за что спасибо большое господину Богораду по кличке Богомолец, а все
остальное они уж как-нибудь без нас доделают.
У Насти словно груз с плеч свалился. Она не была честолюбива
и никогда не страдала, если ей не доверяли довести дело до конца и присваивали
результаты ее работы. Подумаешь! Она - женщина, и как бы успешно она ни
раскрывала преступления, какие бы фантастические результаты ни показывала, все
равно никто и никогда не признает ее лучшим сыщиком управления, а уж тем более
- лучшим сыщиком страны. Настя давным-давно это понимала, как понимала все
законы и условности работы в мужском коллективе, и никуда не рвалась, ни в
лучшие, ни в главные. Ей было достаточно получать удовольствие от работы,
никаких других дивидендов она от нее не ждала.
Забрали громкое дело - и пусть. Но Афоне-то каково, а?
Бедолага. И ведь он хороший сыщик, толковый, профессиональный, ан нет, славы
ему захотелось...
Она собрала распечатанные запросы, сложила в прозрачную
папочку, провела руками по голове, проверяя, не выбились ли пряди волос из-под
тугой заколки.
- Пойду, - она встала из-за стола.
- Неужели рискнешь здоровьем? - прищурился Корот-ков. -
Не боишься начальственного гнева?
- Не-а. Чего мне его бояться? Ну наорет, ну скажет
что-нибудь мерзкое, с меня корона не свалится. Знаешь, Юра, я как только после
дня рождения поняла, что уже слишком старая, чтобы бояться начальства, мне
сразу так легко жить стало!
- Ну иди, старая, - ехидно напутствовал ее Юра, - на
обратном пути не забудь зайти ко мне рассказать, чем дело кончилось. Очень мне
интересно посмотреть, в каком виде ты от Афони выйдешь.
Коротков не обманул, полковник Афанасьев и впрямь был чернее
тучи. Бросив на Настю полный неприязни взгляд, он с ненавистью посмотрел на
принесенные ею запросы. Невооруженным глазом было заметно, что ему страшно
хочется хоть на ком-нибудь отыграться, унизить, сделать выговор, наказать,
чтобы выплеснуть кипящую в не" агрессию.
- Почему я вижу эти запросы только сейчас? - cnpocил он
голосом, предвещавшим мало приятного.
- Потому что я их только что подготовила.
- А тебе не кажется, Каменская, что это можно и нужно
было сделать уже давно? Дела стоят, преступления не раскрываются, а ты чем
занимаешься? Только не говори мне, что ты работаешь.
- А что же я, по-вашему, делаю?
- Ты, Каменская, занимаешься личной жизнью. Ты что же
думаешь, мне ничего не известно? Думаешь, я не знаю, что твой муж уехал надолго
за границу и ты ему изменяешь с Коротковым? Думаешь, я не знаю, что Коротков
ушел от жены и живет у тебя, пока твой муж деньги зарабатывает, чтобы тебя
содержать? Ты считаешь, что это все прилично? Что это поведение, достойное
офицера милиции? Ты полагаешь, это допустимо - спать со своим руководством?
Коротков твой начальник, он мой заместитель, и вы нагло, на глазах у всего
коллектива устраиваете свои омерзительные случки! Я не намерен это терпеть!
Полковник заводился от собственных слов все больше и больше,
распаляясь и повышая голос. "Ну вот, - равнодушно и даже как-то апатично
подумала Настя, слушая его выкрики и глядя на капельки слюны, вылетающие из его
рта, - нашел на ком пар выпустить. Говорит мне гадости обо мне и о Юрке. А я
должна это терпеть. Кстати, кто сказал, что я должна терпеть?"
Снова перед ее мысленным взором встал длинный коридор, по
которому она шла, шла, шла до тех пор, пока не утыкалась в запертую дверь. И не
было другого способа продолжить движение, кроме как развернуться и идти назад
все по тому же коридору. Но с чего она взяла, что дверь заперта? Ей об этом
сказали? Нет, она сама так решила. Даже не подергала ее за ручку, не попыталась
открыть, просто приняла как аксиому: дверь заперта. А если попробовать?
Настя легонько надавила на дверь рукой, створка легко
поддалась, и на темный пол узкого коридора упала полоска света. Дверь не
заперта, и там есть свет, и значит - есть какая-то жизнь.
Она поставила локти на стол, оперлась подбородком о
сцепленные пальцы, с любопытством посмотрела на начальника.
- Прости, Афоня, я сейчас нарушу обещание, которое тебе
дала, - сказала она спокойно. - Но я сделаю это с огромным удовольствием. Я
обещала не называть тебя Афоней и не вспоминать, что мы когда-то вместе
учились. Но я хочу сказать все, что о тебе думаю. Ты хороший опер, я в этом
уверена, иначе тебя не двигали бы по службе. Но хороший опер и настоящий опер -
это две большие разницы и одна маленькая. Хороший опер - это крепкий профи, а
настоящий опер - это человек. Ты, Афоня, профи, но не человек. Для тебя люди -
грязь. Для тебя их. жизни и их страдания- только повод продвинуться по службе,
заявить о себе раскрытием громкого преступления. А если преступление не
прогремит - оно тебе неинтересно, и свой высокий профессионализм ты на него
тратить не собираешься. Может быть, я и буду работать под твоим руководством.
Но уважать тебя я не буду никогда. Подпиши запросы, и я уйду.
