Да нет же, нет! Не бывает так... Или бывает?
* * *
Больше всего на свете ей не хотелось сейчас столкнуться с
начальником. Афоня наверняка начнет спрашивать, что сделано по сатанистам, а ей
в ответ придется либо врать и нести всякие небылицы, либо признаваться, что
работала она вовсе не по сатанистам, а по Симонову, и выслушивать потом все
причитающиеся ей за самодеятельность нравоучения, плавно перетекающие в
выволочку.
Она на цыпочках прокралась к себе, заперла изнутри дверь и
набрала внутренний номер Короткова. Телефон не отвечал. Тогда она позвонила ему
на мобильник.
- Ты где? - громким шепотом просипела она в трубку.
- На выезде, - коротко ответил Юра. - А ты чего сипишь?
Простыла, что ли?
- Я от Афони прячусь. Не знаешь, он на месте?
- Уехал. Не вынес разговора со мной. Подробности
письмом.
- А Гмыря? Ты с ним разговаривал?
- Да. Обещал подумать.
Настя повесила трубку, включила электрический чайник,
насыпала в чашку растворимого кофе. Дожила! Вынуждена прятаться от начальника,
вынуждена врать ему, выкручиваться. Как хорошо было с Колобком-Гордеевым, он
все понимал, ему не нужно было пускать пыль в глаза, к нему можно было прийти с
самой невероятной версией, и он с готовностью ее обсуждал, обсасывал со всех
сторон, и ему совершенно неважно было, кто выдвинул ту версию, которая в конце
концов привела к успеху, - он сам или кто-то из подчиненных. Он работал на
результат, а не на собственную репутацию. А Афоня совсем другой, для него важно
только его мнение и мнение руководства о нем самом, все прочее его мало
заботит. И что же ей, подполковнику милиции на пятом десятке лет, отныне
придется постоянно быть начеку, хитрить, недоговаривать, изворачиваться, как
будто она - маленькая шкодливая девчонка, а не старший оперуполномоченный,
проработавший в системе МВД девятнадцать лет, из них пятнадцать - в уголовном
розыске? Уйти она не может, работа рядом с давно знакомыми людьми, которых она
любит и которым доверяет, для нее настолько важна, что перевешивает нелюбовь к
начальнику; Но работа под руководством Афони будет постоянно требовать от нее
поступков, от которых она сама себе становится противна. А если уйти, на новом
месте можно получить точно такого же Афоню, если не хуже, но рядом не будет
ребят...
Снова и снова она мысленно утыкалась в эту запертую дверь,
по двадцать раз на дню проделывая путь по длинному коридору рассуждений и
логических выкладок, попыток убедить себя саму в том, что люди всюду работают,
при любых начальниках и любых коллегах, и никто от этого не умирает. Она
доходила по коридору до двери и понимала, что она заперта, что дальше пути нет.
Настя выпила кофе, написала несколько бумажек, которые в
изобилии и с завидной регулярностью требовались от всех оперативников.
Позвонила следователю Гмыре.
- Выпущу я его, выпущу, - недовольно проворчал Борис
Витальевич. - Твой шеф у меня уже был.
- Неужели сам приходил? - ахнула Настя. - И что сказал?
- Что надо, то и сказал.
- А когда выпустите?
- Я сейчас занят, у меня дел невпроворот. Вот разгребу
их немного, тогда напишу постановление.
Господи, сколько же документов приходится составлять в
процессе раскрытия преступлений! Постановления, протоколы, справки, рапорты,
отчеты, планы... Кто не работал в розыске и следствии, тому даже в голову не
приходит, какая тьма-тьмущая бумажной работы наваливается каждый день. Человек
сидит в камере, мается, минуты и секунды считает и даже не догадывается, что
вопрос о его освобождении уже решен, но выпустят его не раньше, чем следователь
напишет очередную бумажку. А бумажку он напишет еще очень не скоро, потому что
у него допросы, очные ставки, опознания, выезды на место происшествия,
следственные эксперименты... Руки до всего не доходят. Бедняга Ганелин!
Пришлось ему натерпеться от ревнивца Щербины.
Но Афоня-то каков! Счел нужным сам поехать к следователю и
опровергнуть оперативную информацию, которая подкрепляла подозрения в адрес
задержанного Ганелина. Молодец, не стал отсиживаться в тенечке, не стал умывать
руки, а сам поехал. Оказывается, Вячеслав Михайлович способен на поступок.
Настя почувствовала, что в ее душе появилось даже что-то вроде уважения к
начальнику. Может, он и в самом деле не так уж плох?
* * *
Сергей Зарубин уже второй час сидел на лавочке в скверике
напротив дома, где живут Руслан и Яна Нильские. Ему нужно было задать Руслану
несколько вопросов, но мать Яны сказала, что дочь с зятем ушли куда-то по делам
и когда вернутся - неизвестно, но не позже восьми часов, это точно, потому что
Яночка всегда сама укладывает девочек спать. Однако миновало и восемь, и
половина девятого, а Нильских все не было. Пропустить их Сергей не мог - он
глаз с подъезда не сводит.
Сидя на лавочке, молодой оперативник предавался приятной
возможности посидеть, вытянув ноги, никуда не бежать и ни с кем не
разговаривать. В сыщицкой жизни нечасто выпадают такие славные моменты,
особенно когда погода теплая и лицо овевает слабый свежий ветерок.
Сегодня с утра ему удалось наконец встретиться с человеком,
который знает о кузбасских группировках даже то, чего они сами о себе не знают.
Нельзя сказать, чтобы человек, обладающий столь всеобъемлющими знаниями, охотно
пошел на контакт с московским сыщиком, потребовалось немало времени и усилий,
чтобы уговорить его на эту встречу. Но он наконец дал согласие и сегодня
порассказал Зарубину немало интересного.
Первое и основное: группировка Богомольца пару лет назад
пережила серьезный раскол по, так сказать, идеологическим мотивам. Сам
Богомолец человек патологически подозрительный и выше всего ценящий личную
преданность и корпоративную лояльность. Он никогда не шел ни на какие сделки и
компромиссы с ментами, предпочитая отдавать людей и отрезать их, как ломоть
хлеба, от своей команды, но не допускать создания условий, при которых может
случиться утечка информации. Из этих же соображений Богомолец был и ярым
противником подкупа милиционеров и вербовки их в свои ряды, вполне справедливо
полагая, что человек, продавшийся единожды, может впоследствии делать это сколь
угодно много раз, и, доверившись купленному менту, никогда не можешь считать
себя застрахованным от предательства с его стороны. Именно поэтому все
проводимые Богомольцем операции характеризуются грубостью, жестокостью и
прямолинейностью, ибо для тонкой и аккуратной работы требуется помощь все тех
же ментов, от сотрудничества с которыми он истово открещивался.
Вторым человеком в группировке был в течение некоторого
времени некто Валерий Лозовой, имевший опыт организации транзита наркотиков и
твердо знающий, что без сотрудничества с правоохранительными органами
криминальная структура обречена на скудное и скучное плавание на мелководье. Он
пытался внедрить свое понимание жизни в упрямые мозги Богомольца, но каждый раз
наталкивался на непонимание и отчаянное сопротивление главаря. В конце концов
противостояние Богомольца и Лозового достигло такого накала, что группировка
раскололась. Братки, преданные Богомольцу, остались в Кемерове, а сторонники
более современного подхода ушли вслед за Лозовым и перебазировались в
европейскую часть страны, осели сначала в Липецке, после чего двинулись на
завоевание столицы под руководством своего предводителя, отныне называвшего
себя Валерой Липецким.
