Здесь не было той пышности, которую ожидал увидеть Бэзил: фатов и красавиц в атласе и парче он не заметил. Люди были одеты достаточно просто: большинство мужчин в темных камзолах, одежда из простой ткани и сношенная обувь. Женщины были одеты также скромно: никаких смелых декольте, никаких ошеломляюще дорогих украшений, никаких нелепых причесок. Это были ученые и «синие чулки», зависевшие от собственного ума, великодушия покровителей и капризов публики.
Было и несколько исключений: высокий мужчина с непередаваемо благородным выражением лица, красивая брюнетка в рубиновом шелковом платье, демонстрировавшая огромную грудь мужчинам, столпившимся у ее кресла. Сент-Ивз, находившийся рядом с ним, тоже выделялся своей элегантностью. Он заметил, как Бэзил внимательно рассматривает женщину, одетую в красный шелк.
– Она восхитительна, не правда ли? Это актриса.
Бэзил кивнул без особого интереса. Изо всех этих лиц он жаждал увидеть только одно. Вдруг рядом с ним кто-то расхохотался. Бэзил повернулся, и люди расступились, открывая Кассандру.
Он застыл как вкопанный. Она перекидывалась шутками с мужчиной, не желавшим ее отпускать, и не видела Бэзила. У него еще было время сослаться на зубную боль или проблемы с желудком.
Но Бэзил не двинулся, он просто не мог этого сделать. Он впитывал ее смех, ловил быстрый, нетерпеливый жест, которым она убрала прядь волос. Мужчина сказал ей на ухо какую-то остроту, и Бэзил подумал, что это, может быть, распутник. Боже! Ревность жалит глубоко! Кассандра осуждающе подняла бровь и слегка хлопнула собеседника веером. Бэзил успел заметить разочарование, отразившееся на лице мужчины, когда она прошмыгнула мимо него, завершив разговор.
У него еще было время повернуться, прийти в себя и удалиться.
– А, вот она где! – Рядом с ним стоял Сент-Ивз. – Кассандра! – Он приветственно поднял руку.
Она взмахнула юбкой и проворно повернулась. Большой красный камень, гранат густого цвета, переливался темным на фоне ее соблазнительной белой груди. Капля крови. Она улыбнулась брату. Только тогда Кассандра увидела Бэзила.
Он заметил недолгое, не больше чем полусекундное колебание, прежде чем она прищурилась и подняла голову. Ее губы сурово сжались. Она подошла к ним, оставаясь необычайно спокойной. Встав на цыпочки и поцеловав брата в щеку, она отступила, избегая взгляда Бэзила.
– Кассандра, раз уж ты не могла присутствовать на сегодняшнем вечере, я привез тебе поэта. Это граф ди Монтеверчи.
– Мы знакомы, Гэбриел. Я уверена, ты догадался об этом, – ответила она.
В ее темных глазах был лед. В ее взгляде, обращенном к Бэзилу, не было ни искорки тепла.
– Добрый вечер.
Сент-Ивз издал короткий тихий смешок, полный озорства и чего-то еще, чему Бэзил не нашел названия.
– Правда? Ты мне не рассказывала, сестричка.
– Мой брат – большой шутник, когда ему это удобно, – спокойно заметила Кассандра. – Надеюсь, вас не напугало наше общество.
– Совсем нет, – ответил Бэзил и важно наклонил голову. – Я надеялся, что вы уделите мне несколько минут.
– Конечно. – Она взяла его под руку. – Не прогуляться ли нам по саду?
– Не занимайте его слишком надолго, – сказал мужчина где-то у локтя Гэбриела. – Вы ведь прочтете нам что-нибудь, не правда ли?
Бэзил вопросительно взглянул на Кассандру, но она сурово молчала. Ему оставалось только согласиться.
– Конечно, – проговорил он, слегка поклонившись. – Это будет большой честью для меня.
Они отправились в сад в полном молчании. Бэзил не знал, как говорить с ней, не имея возможности узнать ее чувства. Еще хуже было то, что он не знал, что именно собирается сказать.
В неловком молчании они шли от дома при неярком свете полной луны. Ее юбки касались его лодыжек. Луна освещала ее плечи, молочно-белые и абсолютно гладкие. Внезапно у Бэзила закружилась голова. Он остановился, положив руку поверх ее пальцев, туда, где они покоились на его локте.
– Я тебе писал.
– Я знаю.
Она была не в силах смотреть на него. Кассандра просто стояла рядом, рассматривая что-то находившееся слева от них. Она резко отвернулась и – заговорила рассудительным тоном:
– Все было кончено, я не видела смысла в нашей переписке.
Он обиженно вздохнул:
– Кассандра…
– Нет! – Это слово причиняло боль. – Не надо ворошить прошлое, все кончено. Я успокоилась, думаю, что ты тоже, с этого момента мы просто будем жить дальше.
– Успокоилась?
Бэзил вспомнил, какой несчастной она была в опере, когда убегала от него по ступенькам.
– Да.
Он не думал, что она может лгать с таким хладнокровием. Разумеется, это было ей свойственно. Как же иначе она смогла бы достигнуть столь многого в мире, где господствовали мужчины?
– Тебе было легко, Кассандра?
Она подняла голову, и на мгновение он увидел, как в них всколыхнулась нежность. Потом она вдохнула и выпрямилась.
– Нет, – отчетливо произнесла она. – Это было… это… это было ужасно.
– Я отправил в Англию человека с письмом, когда ты не ответила.
Он протянул к ней руку. Она уклонилась.
– Я не поехала домой. Я отправилась в Венецию и провела там Рождество, к тому времени ты уже женился.
Венеция… Его пронзила внезапная боль.
– И что ты подумала о ней?
Его вопрос, заданный мягким голосом, взволновал ее как ничто другое. Он услышал тихий вздох, даже когда Кассандра отступила от него.
– Она напомнила мне, что страсть может быть интеллектуальной и что женщина не должна терять благоразумия, если хочет выжить.
Бэзил не смог сдержать скептического смеха:
– Не Венеция научила тебя этому!
Он вспомнил то, на что опиралась их дружба и что он сейчас мог использовать.
– Ты, должно быть, была в каком-то другом городе.
Кассандра вскинула голову:
– Все мы видим то, что хотим видеть.
Лунный свет омывал ее покатые плечи, и Бэзилу страстно захотелось положить на них руку, еще раз почувствовать тепло ее тела. Но вместо этого он сцепил руки в замок за спиной. Ему не хватало друга.
– Должно быть, Венеция произвела на тебя глубокое впечатление, если ты не хочешь мне рассказывать о том, что она дала тебе, – ответил он, придав своему голосу соответствующее случаю веселье.
Она устремилась вперед, но потом решительно повернулась к нему лицом.
– То, что когда-то было между нами, умерло, Бэзил. Я согласна быть любезной по отношению к тебе, если ты будешь сдержанным, но только если ты не будешь говорить со мной или пытаться оживить мои умершие чувства.
