До этого момента Кассандре удавалось разделять в себе чувство вины и любовь. Но сейчас сама мысль о том, чтобы позволить себе любить Бэзила, казалась ей чудовищной. Одетая этим вечером в самое скромное платье из серого шелка, с волосами, покрытыми чепцом, эта девочка была так болезненно молода и полна энергии, что у Кассандры разрывалось сердце.
Она постарается сделать все правильно и будет молиться, чтобы ее вероломство никогда не было обнаружено. Она широко улыбнулась и взяла Аннализу за руку:
– Большое спасибо.
Двор был выложен кирпичом между аккуратными цветочными клумбами, на мгновение Кассандра остановилась.
– Совершенно по-итальянски, не правда ли?
– Да! Думаю, именно поэтому мой муж и выбрал этот дом. Я много раз рассказывала ему о садах при монастыре, а этот очень похож на них.
– Он очень добрый человек.
Они присели, и Кассандра с благодарностью приняла бокал вина.
Они весело болтали о садах, о путешествии Кассандры по Италии и прочей ерунде.
– Надеюсь, вы не сочтете меня слишком бесцеремонной, графиня, но я пришла к вам сегодня по делу – наконец произнесла Кассандра.
– Я так и подумала.
Аннализа сложила на коленях свои маленькие руки.
– Пожалуйста, говорите, я не сочту это бесцеремонностью.
Кассандра вздохнула.
– Мне бы хотелось поговорить о вашем муже.
Аннализа удивилась:
– Почему?
– Я подумала о том, что вы мне рассказали. О том что он не желает делить с вами брачное ложе.
Аннализа улыбнулась:
– Но у него, по-моему, есть любовница Я почувствовала ее присутствие сегодня утром, когда он вернулся.
Грех, грех и снова грех!
– О, я уверена, что нет.
– Я не возражаю против этого, – спокойно ответила Аннализа. – У мужчин ведь есть свои потребности правда?
– Думаю, что да.
Это было не то, чего она ожидала.
– Но почему это не вы? Из всех мужей, которых мог дать вам Господь, такие, как он, – большая редкость.
Девушка нахмурилась, разглядывая цветы перед собой.
– Его сердце отдано другой, – ответила она. – Я знала это с самого начала, с первой ночи, когда он порезал палец и пролил кровь на простыни, а потом всю ночь писал стихи. Иногда я чувствую, что он в отчаянии, когда пишет подобным образом.
Кассандра тяжело вздохнула, ее сердце болело при мысли о Бэзиле – отчаявшемся, печальном и думающем о ней. Могло ли случиться так, что все они стали жертвами одной чудовищной ошибки? Что это, ужасный каприз богов? Что, если своим поступком она исправит содеянное? И все же есть ли у нее выбор?
– А что вы делаете в то время, когда он в отчаянии? – осторожно поинтересовалась она.
– Оставляю его в покое. Если я нахожу его спящим, то накрываю одеялом. Иногда я приношу ему еду.
– По-моему, тогда вы должны идти к нему. Он обратится к вам в своем горе, – тихо сказала Кассандра.
Аннализа вскочила:
– Я не могу!
Она достала четки из кармана юбки и стала их перебирать, расхаживая взад-вперед перед маленьким искрящимся фонтаном.
– Я не хочу…
– Это пугает вас? Когда-то я тоже очень этого боялась. Позднее я узнала, что нежный мужчина способен создать из этого нечто прекрасное, Бэзил кажется мне нежным.
– Нет, он слишком страстный. Мне бы этого не хотелось.
Кассандра поняла, что ей предстоит преодолеть не страх этой девочки, а упрямство.
– Вы не будете против, если я спрошу, почему вы так хотели стать монахиней? – неожиданно поинтересовалась она, понаблюдав, как девушка двигается.
Аннализа остановилась и обернулась.
– Вы не поверите, – сказала она, слабо улыбнувшись.
– Отчего же?
Аннализа выразительно пожала плечами.
– Когда мне было года четыре, мне явилась Богоматерь. Мне никто не поверил, и я перестала рассказывать об этом. Она являлась мне еще два раза и всегда говорила, что я должна уйти в монастырь на острове.
Кассандра внимательно следила за выражением своего лица. Она не верила в видения.
– Третий раз она явилась, когда мне было шесть лет. Это было летом, – сказала Аннализа.
Она простерла руки, четки обвились вокруг ее запястья. Ее ладони были белыми и на удивление сильными.
– Мои руки кровоточили три дня. Отец был в ярости, а мать отвела меня к священнику, который сказал, что это чудо и они должны благодарить небеса за то, что они призывают меня.
Стигматы! Кассандра почувствовала испуг и беспокойство. Она не верила в чудеса так же, как не верила в видения.
– Разве вы не испугались?
Аннализа нагнула голову, от нее исходило сияние.
– Нет. Я знала, что святые хотят убедить таким образом моего отца, чтобы он позволил мне стать монахиней. По крайней мере, это убедило его отдать меня в школу при монастыре.
– Но… – Кассандра нахмурилась. – Почему именно вы?
– Не знаю. Как кто-то избирается для чего-то? Почему мой муж пишет такие прекрасные слова? Почему один прекрасно поет, а другой заботится о детях? Все мы призваны к какому-то служению. Это мое.
Кассандре не понравилась покорность судьбе, выразившаяся в этих словах.
– Но я не была рождена для чего-то особенного, – возразила она.
– Нет, были, все мы рождаемся для чего-то.
– Мужчины, может быть, но не женщины, Аннализа. Мы находимся под властью мужчин.
– Но власть Бога сильнее власти мужчин.
Аннализа произнесла это с такой уверенностью, что Кассандра смутилась.
Она больше не управляла разговором. Она ощущала в груди странный комок, состоявший из напряжения и смущения, и старалась вспомнить то, зачем, собственно, она и пришла, – убедить Аннализу стать Бэзилу настоящей женой. Кассандра расправила плечи.
– Если так, если Бог ведет вас к браку, который он не предотвратил, то разве это не его воля, что вы должны стать женой, а не монахиней?
В глазах Аннализы появилось беспокойство.
– Я не знаю. Я много думала над этим, но у меня нет ответа. Если я должна была стать женой, то почему мой муж не настаивал на этом?
Кассандра смутилась еще больше.
– Но если этот муж знает, что вы не желаете поощрять его, и он добр, то откуда вы знаете, что не препятствуете исполнению Божьей воли?
Кассандра нахмурилась, ощущая изъяны в своей логике, но не знала, как их устранить, Аннализа снова принялась расхаживать.
