— Он, может быть, умер, — упрямо твердила Элинор.
— Возьмите себя в руки! К чему эти сомнения? Ведь его тело не обнаружено. Полагаю, эта особа его похитила. Наверное, на свою беду, ваш муж был слишком хорош в ее постели. — Мисс Херстмен хихикнула.
Элинор почувствовала, что заливается краской. Ну что за женщина!
— Но не могла же она…
— Что не могла? Похитить его? Нет ничего проще. Заставить спать с ней? Думаю, это затруднительно. Но что, если она заключила с ним сделку? Кто может это знать? Уж конечно, не старая дева вроде меня. Одно мне доподлинно известно: если он вернется, не важно откуда, и застанет вас на смертном одре, то вряд ли обрадуется. Пожалуй, этот дурень пойдет и застрелится.
Элинор ужаснуло подобное пророчество.
— Так что подумайте хорошенько, милочка! — посоветовала мисс Херстмен. — Понятия не имею, каков был ваш брак, но Николас очень переживал из-за того, как он с вами обращался. Глупый парень! К тому же вы признались, что ваша последняя встреча была весьма неприятной. Если он вернется и найдет вас и дитя в плачевном состоянии, то взвалит всю вину за это на себя. Мужчины в подобных ситуациях совершают чертовски глупые поступки.
Элинор и думать забыла о практических делах, но эта ужасная женщина заставляла работать ее мозг. Ее чувства к мужу были неопределенны, полны смятения, но одно она знала точно — что, вопреки всякой логике, все еще любит его.
— Да, Николас относился ко мне скверно, — заявила она наконец. — А последняя встреча была просто отвратительна. Если он возвратится ко мне, сияя улыбкой, словно ничего не случилось, я убью его собственными руками. — При мысли о подобной сцене на ее лице мелькнула тень печального удовольствия.
В этот момент появился Холлигирт и объявил, что завтрак накрыт.
— Отлично, — сказала мисс Херстмен. — Я умираю с голоду. А вы, миссис Дилэни?
Подчиняясь более сильной воле, чем ее собственная, Элинор, опередив мисс Херстмен, отправилась в столовую и уселась за стол. Но аппетитом она похвастаться не могла.
Мисс Херстмен подала ей вазочку с заварным кремом.
— Отличное блюдо для завтрака, а в вашем положении… Ешьте, милочка. Когда вы наберетесь сил, мы отправимся за город.
Элинор машинально ела ложку за ложкой.
— Вы действительно отвратительная, деспотичная женщина, — сказала она уже без раздражения. Мисс Херстмен усмехнулась:
— Совершенно верно, дорогая. Что есть, то есть.
* * *
Элинор постепенно возвращаюсь к жизни. Со временем она полюбила свою новую компаньонку. Мисс Херстмен была дамой властной и своевольной, но вместе с тем мудрой и остроумной и могла поддержать беседу на любую тему. Она совершенно не походила на тех женщин, с которыми Элинор доводилось встречаться прежде.
— Я как черная овца, и в этом все дело, — сказала однажды Арабелла. — Я никогда не хотела быть благопристойной леди. Теперь, наконец, все с этим смирились. Я иду туда, куда хочу, делаю то, что мне нравится. Мои близкие порой приходят в шок от моего поведения, но они настолько добры, что не избегают меня. Временами, например как сейчас, они даже находят меня полезной. Должна сказать, что Френсис всегда был лучшим из всех, и я приписываю это влиянию такого неординарного человека, как ваш муж. Если бы Николас родился женщиной, то, наверное, был бы похож характером на меня, а мне всегда доставляло удовольствие думать, что родись я мужчиной, то была бы такой же, как он. Надо принимать любую ситуацию такой, как она есть, а не смотреть, что станут делать в этом случае другие.
— Вы полагаете, он действует именно так? — осторожно спросила Элинор.
— Не знаю. Я говорю только о себе.
Спустя две недели силы Элинор восстановились, но новостей все не было. Стоял поздний сентябрь, и большинство друзей Николаса разъехались по своим загородным резиденциям. Прежде чем отправиться в Прайори, к ней заехал Френсис, но его напускная бодрость и веселье не слишком подбодрили ее.
Элинор, однако, совершенно отказывалась предпринимать какие-либо действие, подтверждающие, что Николас мертв, она даже не встретилась с лордом Стейнбриджем — в их сейфе было достаточно наличных денег, а на ее счет в Форбс-банк перечислялось щедрое содержание.
Дольше оставаться в городе не было никаких причин, и в начале октября обе дамы отправились в Сомерсет.
Спустя три дня после того как они покинули Лондон, фаэтон Элинор остановился перед очаровательным поместьем времен королевы Анны. Это и был Ридокс. Элинор удовлетворенно вздохнула и улыбнулась Арабелле Херстмен. Она инстинктивно почувствовала себя дома. Даже если Николас никогда не вернется, она сохранит это поместье для ребенка.
Сразу по приезде Элинор занялась домом. Дженни и Томас приехали с ней, в самом доме также находилось несколько слуг, остальных не составляло труда нанять. Хотя Николас недавно приобрел поместье, за ним присматривали, и дом был в хорошем состоянии. В Ридоксе также имелась ферма, которая обеспечивала их продуктами.
Элинор растрогал тот факт, что сразу после бракосочетания. Николас дал указание смотрителю подготовиться к их приезду летом и навел справки о квалификации местных акушерок.
Дом был куплен после смерти старого джентльмена и несколько лет не знал женского внимания, поэтому ей предстояло многое сделать. Элинор была рада этому, поскольку работа отвлекала ее от мрачных мыслей.
Вместе с мисс Херстмен они пересмотрели белье, отложив в сторону то, что нуждалось в штопке и починке, изучили запасы посуды и прочих мелочей, осмотрели мебель, а также организовали заготовку джема и других припасов и проверили хранилище запасенных на зиму овощей. Для огромного старинного камина требовались очень большие поленья, настоящие бревна, поэтому слугам было приказано доставлять их из Йеовилля.
Не прибегая к помощи дворецкого, Элинор сама изучила содержимое погребов Ридокса. Прежний владелец, видимо, являлся настоящим знатоком, коллекция вин была великолепна, весьма обширна и, к чести слуг, совершенно не тронута.
У Элинор слезы подступили к глазам, когда она увидела бутылки светлого сухого портвейна, которому отдавал предпочтение Николас. Она поймала себя на том, что баюкает пыльную бутылку, и с раздражением поставила ее на место.
Поднимаясь по ступеням, она печально размышляла о том, кого дожидаются эти сокровища долгие месяцы или даже годы, а затем вернулась к хлопотам по хозяйству.
Когда трудолюбие оставляло ее, Элинор сидела, греясь на осеннем солнышке, или отправлялась в долгие путешествия по сельским тропинкам, наблюдая усердие других, будь то крестьяне, косившие сено и убиравшие в погреба сидр, или запасливые белки, сновавшие по стволам деревьев с орехами за щекой.
Извечный круговорот обычной, простой жизни полностью завладел ею. Она много работала, хорошо ела и с течением беременности сильно поправилась. Ее кожу позолотил загар, на носу появилась россыпь веснушек, но это ни капли ее не беспокоило. Элинор носила свободные, удобные платья, которые привели бы в ужас мадам Опостин, и укладывала волосы в простой узел.
