Правда, эти уловки никогда не приводили ни к чему хорошему. Мэтью просто страшно злился.
Но Френсис лишь улыбнулся и предложил ей отправиться спать. Когда он пошел провожать ее в спальню, она немножко засомневалась в его намерениях, но он оставил ее одну, нежно поцеловав в щеку. Серена пожалела, что слишком устала для того, чтобы затащить его в постель. Наверное, причиной ее сегодняшней слабости была беременность. И если она не хочет разозлить своего супруга, ей придется быть осторожнее в будущем и не уставать до такой степени.
* * *
Когда на следующее утро Серена спустилась к завтраку, она застала за столом Френсиса и Арабеллу.
— Боже милостивый, — произнесла Серена, — вы прямо заставляете почувствовать себя поразитель ной соней. Я обещаю, что…
— Святые небеса, Серена, — тут же прервала ее Арабелла. — Женщине в твоем положении отдых просто необходим.
Серена села и с удовольствием позавтракала. Шли дни, а ее муж оставался добрым и нежным, так что аппетит понемногу вернулся к ней.
Когда она поела, Френсис сказал:
— Если ты не против, Серена, то пора отправиться за покупками.
— А мы должны?
Он поднял бровь.
— Твой гардероб не очень подходит для светского общества.
— Но если бы мы предпочли остаться немодными…
— Мы вскоре заскучали бы до слез. И если мы не собираемся проводить все время дома, то просто обязаны повстречать хоть кого-то из общества.
Это было именно то, чего так панически боялась Серена. А-а, ладно, была не была, если уж суждено столкнуться с неприятностями, то лучше это сделать в самом роскошном наряде. Она перестала возражать, и вскоре они отправились по магазинам в нанятом элегантном ландо.
Серена никогда еще не покупала себе одежду сама, за исключением простейших мелочей. Когда она была девочкой, то сначала ее мать, а затем экономка вручали ей уже купленные вещи. Мэтью посылал одежду из Лондона всякий раз, когда у него появлялось подобающее настроение. А посему она переступила порог ателье модистки очень взволнованная.
Мадам Августина де Эстервилль оказалась энергичной француженкой. Она пришла в восторг, что ее навестил столь богатый клиент в этот мертвый для ее ремесла сезон, и просто сходила с ума от радости, что дама, заказывающая платья, столь красива.
Френсис резко оборвал восторженный словесный водопад модистки, сообщив, что леди Мидлторп в интересном положении.
— О Боже! — воскликнула мадам. Серена вздрогнула.
— Мы, конечно, очень счастливы этому! — холодно произнес Френсис. Модистка покраснела.
— Конечно, конечно, милорд. Я только хотела посетовать, что Лондон так недолго будет наслаждаться красотой леди Мидлторп, И, миледи, — продолжила она, обращаясь к Серене, — одевать вас будет настоящим счастьем. Я сделаю пышную юбку для вашего удобства. А на следующий год, если вы приедете ко мне, мы произведем настоящую сенсацию.
Серена вежливо улыбнулась, но про себя подумала: «Ни за что, если мое слово хоть что-то будет значить». Как только она скроется в безопасности в деревне, то похоронит себя там до скончания века.
Серену обмеряли, глазели на нее, а затем предложили на выбор столько разнообразнейших тканей, что у нее разбежались глаза. Сначала она робела, но затем поняла, что прекрасно представляет себе фасон платья, какое бы она хотела, — элегантное, но исключительно скромное.
Конечно, ей пришлось немного поспорить с модисткой.
Мадам Августина предположила, что милорд предпочтет, чтобы вырез был слегка ниже именно на этом платье. Так было модно.
Серена же настаивала, чтобы его сшили именно так, как это заказала она.
Мадам рекомендовала мягкий и облегающий фигуру материал.
Серена выбрала более плотный.
Модистка сокрушенно, с истинно галльским фатализмом пожала плечами.
— Мадам, вы будете неотразимы даже в дерюге.
Френсис вежливо ждал. Хитрая мадам де Эстервилль имела самые последние спортивные газеты и «Мансли мэгэзин» специально для спутников своих клиенток, так что он довольно уткнулся в них.
Когда Серена освободилась, Френсис отвез ее в магазины, где можно было приобрести кое-какие готовые вещи: шемизетки, косынки, шарфы, перчатки и шляпки, а также нижнее белье. Все эти вещи были необходимы просто на каждый день. А лучшие они заказали отдельно по ее вкусу и меркам.
Серена вынуждена была признать, что с огромным интересом посещала различные ателье и магазины, делая выбор самостоятельно, но она с удивлением поглядывала на терпеливо ждущего Френсиса.
— Я бы поняла вас, если бы вы смертельно заскучали.
Он лишь улыбнулся.
— О, это, конечно, не самое захватывающее занятие, но у меня есть мать и три сестры. Я привык. А-а, вот это уже гораздо интереснее.
Его внимание привлекла ювелирная лавка. Он завел туда Серену, чтобы купить чудесную серебряную щетку и расческу, ленты для волос, заколки и шпильки, браслеты, кулоны и специальную шкатулку для хранения всех этих очаровательных вещиц.
Серена просто сияла от счастья, но заметила, что все вещи были дешевые.
Френсис словно прочитал ее мысли.
— Дома полно дорогих украшений. А эти просто для удовольствия.
— Для удовольствия, — повторила Серена, борясь со слезами при виде столь милого щедрого подарка. Она даже не осознавала до сих пор, как это стран но, что у нее никогда не было никаких драгоценностей, кроме, пожалуй, ее колец.
Поскольку у Серены были с собой лишь пара тапочек и ее полусапожки, то быстро был найден сапожник, который пообещал пару шелковых туфелек уже к завтрашнему дню.
— Теперь, наверно, тебе не до верховой езды, — с сожалением произнес Френсис.
— Да я и не умею, — ответила она.
— Не умеешь? — не поверил он. — Тогда займемся этим позднее. Необходимо наверстать упущенное.
Будущее показалось теперь Серене таким заманчивым. Она понимала, что они начинают совместную жизнь, но до этой минуты даже не задумывалась, что сулит ей следующий год или ближайшие десять — двадцать. Она взглянула на мужа, пока он рассматривал несколько флаконов с духами в магазине парфюмера. Каким он будет в сорок лет? А в шестьдесят? Пожалуй, его изящная фигура будет элегантно смотреться и в старости.
Неужели она будет с ним рядом и увидит это своими глазами?
Френсис повернулся к ней и заметил, что она пристально разглядывает его.
— Наверно, ты должна сама сделать выбор, — сказал он. — Духи — дело личного вкуса.
— Но я же буду душиться для вас. Какие вам нравятся больше всех?
