Но ее начал трясти озноб, как будто они из жаркого августа неожиданно попали в холодный ноябрь. И это было не только потому, что он никогда не станет владельцем Крэг-Уайверна и что он младший сын и никогда не будет лордом. Он, как и она, ни на что не имел здесь права, был посторонним.
Если она выйдет за него замуж, ей придется следовать за ним либо вместе с армией, либо из прихода в приход как супруге викария, а она больше всего на свете хотела укрепиться на этой земле, по праву занимать здесь свое место.
Сьюзен отдала Кону свою девственность, чтобы приковать его к себе. Она его соблазнила. Нельзя сказать, что он сопротивлялся, однако он никогда бы этого не сделал, если бы она не проявила инициативу. Она сделала это, чтобы наконец утвердиться здесь, а вместо этого совершила такой необдуманный поступок, словно пустилась в открытое море без руля и без ветрил.
А что, если она забеременела?
Сейчас, оглядываясь назад, Сьюзен не могла понять ту девочку. Почему она не почувствовала тогда, что с Коном ее место в жизни, ее безопасность, ее стабильность? Возможно, ее обманывал его мягкий характер, его способность просто радоваться жизни, и она боялась, что на него нельзя положиться?
Если так, то она тогда сильно недооценивала то, что скрывалось в нем под этой внешней мягкостью.
Но ей тогда было всего пятнадцать лет. А какая пятнадцатилетняя девчонка способна судить о таких вещах? Однако многие вот так же ломают себе жизнь по собственной глупости.
Неудивительно, что родители защищают своих отпрысков с самой их юности.
У него вытянулось лицо, и в глазах больше не было радостной уверенности. Ей хотелось поцеловать его, сказать, что для нее не имеет значения, наследник он или нет. Она отчетливо понимала это. Но понимала и то чувство, которое раздирало ее на две части: часть, которая любит Кона Сомерфорда, и часть, которая все поставила на карту для того, чтобы стать графиней Уайверн. Схватив сорочку, чтобы прикрыть наготу, она резко отодвинулась от него.
— Да, мне жаль, что ты не старший брат. Я хочу быть графиней. На меньшее я не согласна. — Она даже попыталась извиниться.
И сейчас, одиннадцать лет спустя, Сьюзен поморщилась, вспомнив, как глупо прозвучало это извинение.
А он сидел на песке голый, прекрасный, ошеломленный ее предательством. И она даже попыталась утешить его:
— Если подумаешь хорошенько, то будешь, наверное, рад. Зачем тебе связывать судьбу с незаконнорожденной дочерью контрабандиста и шлюхи?
Это была ошибка. Она увидела в его глазах проблеск надежды. Он хотел возразить, и она, схватив свою одежду, бросилась от него прочь, успев крикнуть:
— Я не хочу больше видеть тебя! Никогда больше не заговаривай со мной!
И он подчинился.
Если бы он пошел тогда за ней или попытался встретиться в оставшиеся несколько дней, она бы, возможно, пришла в себя. Но будучи Коном, он принял ее слова за чистую монету, и до прошлой ночи она не видела его и не разговаривала с ним.
Ее сердце было разбито, но, как ни странно, это укрепило ее волю. Ее мать, следуя велениям сердца и плотским желаниям, вступила в греховный союз, из-за чего возникли все проблемы Сьюзен. Леди Бел могла бы хорошо выйти замуж. За ней ухаживала половина графства, включая самого графа.
Но она послушалась своего глупого сердца и предпочла всем владельца таверны в рыбацкой деревушке. И пусть даже Мэл Клист был Капитаном Дрейком, это не придавало их безнравственной связи респектабельности в глазах окружающих.
Оглядываясь назад, Сьюзен поражалась стальной воле той пятнадцатилетней девочки, способной подавить все свои инстинкты, чтобы добиться поставленной цели и стать знатной леди, а не объектом благотворительности.
Зажав рот рукой, Сьюзен проглотила слезы. Она-то надеялась, что все давным-давно забылось, ан нет!
Та, пятнадцатилетняя, пыталась безжалостно выкорчевать Кона из своей памяти. С годами пришла мудрость, потом сожаление, но она все еще прилагала усилия, пытаясь его забыть. Но что сделано, то сделано, хотя временами ей казалось, что она может истечь кровью, если позволит себе думать об этом.
Ей следовало бы давно смириться с тем, что это не сработало. В течение одиннадцати лет каждый камешек, каждое растение, каждое насекомое напоминали ей о нем. Бывать в Ирландской бухте было невыносимо. И она с тех пор никогда не заглядывала туда.
Сьюзен думала, что ей удастся глубоко похоронить свои воспоминания, но оказалось, что это не так. Тогда она позволила двоим мужчинам соблазнить себя исключительно для того, чтобы изгнать из своего тела воспоминания о Коне. Это тоже не сработало. Не помог даже такой опытный распутник, как лорд Райвенгем, доставивший ей удовольствие, которого она ожидала, но так и не сумевший заставить ее забыть сладость неуклюжей близости с Коном.
Стремясь к достижению своей цели, она даже пыталась привлечь внимание Фреда, старшего брата Кона. Променяв рай на Крэг-Уайверн, она так или иначе должна была заполучить его, иначе все ее жертвы были бы напрасны.
Теперь, оглядываясь назад, она благодарила Бога за то, что Фред Сомерфорд даже не думал о женитьбе. Трудно представить себе, как бы она встретилась теперь с Коном в качестве его невестки.
Она слишком поздно поняла, что, привлеченная показным блеском, гналась за несбыточной мечтой. Иногда она мечтала снова встретить Кона и попытаться залечить раны, но Фред, приезжавший в Крэг-Уайверн несколько раз в году, рассказал, что Кон вскоре после возвращения домой пошел в армию, уехал за границу и с тех пор почти не бывал дома.
По какой-то причине тот факт, что Кон находился за пределами Англии, заставлял ее еще острее чувствовать, что он для нее потерян. Несмотря на это, она долгие годы писала письма, адресуя их сначала прапорщику, потом лейтенанту, потом капитану Джорджу Конноту Сомерфорду. Письма эти она затем рвала и сжигала.
О карьере Кона она знала все, потому что тетушка Мириам приглашала его брата Фреда бывать в их доме, когда он пожелает. Отчасти это объяснялось ее искренней добротой, а отчасти тем, что у нее были две дочери и племянница, и каждая из них могла бы, как, впрочем, и любая молодая женщина, стать графиней Уайверн.
Ей вспомнилось, как однажды во время семейного обеда Фред достал миниатюру Кона, присланную ему братом, где он был изображен в своем новеньком капитанском мундире. Миниатюра обошла по кругу всех присутствующих за столом. Сьюзен, испытывая нетерпение и страх, ждала своей очереди.
Когда она взяла ее в руки, у нее перехватило дыхание. Сьюзен не хватило времени как следует рассмотреть ее.
Ей отчаянно хотелось схватить миниатюру, спрятать ее, украсть.
Тогда ему было двадцать два года. У него был все тот же подбородок, а высокие скулы выделялись еще отчетливее, потому что он похудел. Согласно уставу, его волосы были припудрены, отчего еще больше выделялись его серебристо-серые глаза, окаймленные черными ресницами. Однако он улыбался, и она искренне порадовалась, что он, должно быть, счастлив и, возможно, совсем забыл о ней.
