Вероятно, Макартур сообразил это, но было поздно. И сейчас он выглядел так, будто преспокойно вышагивал по улице – и вдруг провалился по шею в трясину. Было совершенно ясно – чем бы ни кончилась дуэль, вскоре на положение индейцев в Верхней Канаде обратят внимание, а собранные Саймоном доказательства поплывут в Англию – хоть с Саймоном, хоть без него.
Саймону, однако, требовался секундант. Боултон же не очень-то подходил на эту роль, так как участие в дуэли могло бы поставить его семью в сложное положение. Фарли был женат, поэтому тоже отпадал. А вот капитан Нортон, не имевший намерения надолго задержаться в Канаде…
– Могу я на вас рассчитывать, Нортон? – спросил Саймон. Капитан вздрогнул, но все же кивнул:
– Да, разумеется.
– А вы, Делахей, что скажете? – Макартур взглянул на сидевшего рядом с ним офицера.
Лейтенант Делахей, один из друзей Макартура, тут же согласился.
Разговоры возобновились, но теперь все говорили гораздо тише, чем прежде.
Саймон с Нортоном отошли в сторону.
– Если он возьмет обратно свои слова про Джейн Оттерберн…
– Дело не в ней, – перебил Саймон.
– Да, конечно. – Нортон поморщился. – Но может быть, вы откажетесь от своих обвинений? Или, может, он вас неправильно понял?
– Нет. Но если он пожелает отменить вызов, то я не буду настаивать.
Нортон вздохнул.
– Пистолеты? На двенадцати шагах?
Саймона больше устроила бы схватка на кулаках, но он согласился. Раньше ему не приходилось драться на дуэлях, но правила он знал.
Он был метким стрелком, но, возможно, Макартур тоже, раз подстрекал его к дуэли. Пожав плечами, он собрался уходить, но Макартур был уже в дверях, а Саймону не хотелось выходить из дома с ним вместе. Он подошел к камину и, снова окинув взглядом комнату, вдруг заметил, что все отводят глаза – никто не желал с ним заговаривать.
Минуту спустя все поднялись, словно по команде, и стали расходиться – вероятно, спешили разнести новость по городу. Значит, через полчаса в городе узнают о дуэли и о ее причине – растрате Макартуром казенных денег. И конечно же, начнутся разговоры – о Макартуре, об индейцах, о местных политиках, о доходах, а также о видах на урожай. И разумеется, будут ругать его, Саймона Сент-Брайда, который лезет не в свое дело.
Достанется и Макартуру, потому что никто не поверит, что Джейн – любовница Исайи. Или, может быть, кто-то поверит?
«Черт бы побрал этого мерзавца! – думал Саймон, глядя на пылавшее в камине пламя. – Но и Джейн следовало бы отчитать за то, что она не такая, как все».
Но ее, конечно, можно понять… Смерть матери, утомительное путешествие через Атлантику… К тому же во время плавания умерла ее кузина, которая была ей как родная сестра. И в довершение всех бед она прибыла в Канаду в ноябре, накануне суровой зимы.
Что же удивительного в том, что она отказывалась кататься на коньках и санях? А траур, вероятно, служил поводом не ходить на балы и ассамблеи. Однако к Пасхе погода улучшилась, а Джейн по-прежнему отказывалась от всех приглашений.
Исайя с радостью одел бы ее в самые лучшие и дорогие наряды и представил бы здешнему обществу. Пусть он и начинал судовым плотником, но добился успеха и был принят в свете. А такая красивая девушка, как Джейн, могла бы сделать отличную партию. Хотя Йорк стоял в дикой местности и насчитывал не более тысячи жителей, он все же являлся столицей Верхней Канады, и здесь было немало молодых людей из хороших семей.
Но Джейн жила монашкой. Она и одевалась как монашка – в скучные темные платья и белый капор. И все-таки унылая одежда не могла скрыть ее прекрасную фигуру, огромные голубые глаза и пухленькие чувственные губки. И сколько она ни старалась, чудесные золотистые кудри постоянно выбивались из-под капора.
Ни один мужчина не оставит без внимания такие достоинства, а подчас даже будет предаваться фантазиям, чем и занимались все мужчины Йорка, создавая благодатную почву для измышлений Макартура.
К камину подошел Нортон.
– Завтра на рассвете, – сообщил он. – Элмсли-Фарм.
Поблагодарив капитана, Саймон направился к двери. Нортон, Фарли и майор Тернбулл вышли вместе с ним.
– Составим вам компанию, Сент-Брайд.
Было совершенно очевидно: если бы Макартур задумал пристрелить его по дороге, он не стал бы добиваться дуэли. Но Саймон все же решил, что спорить не стоит; на темных и узких улочках имелось слишком много укромных мест для засады, поэтому следовало проявлять осторожность.
Они говорили о погоде, о том, что в этом году, наверное, рано замерзнет река Святого Лаврентия, отрезавшая Йорк от Атлантики и Британии на четыре-пять месяцев в году. Обсуждали также свадьбу принцессы Шарлотты и многое другое, однако о дуэли не обмолвились ни словом.
Возле дома Саймон поблагодарил офицеров за компанию и, повернувшись к Нортону, сказал:
– Вы не могли бы уговорить Плейтера присутствовать в качестве врача?
Капитан кивнул:
– Да, я уже думал об этом.
При этих словах секунданта у Саймона похолодело в груди. Армейский хирург Плейтер имел обширный опыт, причем сталкивался не только с огнестрельными ранениями, но и производил ампутации.
Увечья Саймон боялся больше, чем смерти. Глупо, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Страх возник после того, как два года назад его друг, майор Хэл Боумонт, потерял в бою руку. Саймон сделал для Хэла все, что мог, но был не в силах преодолеть постыдный, тошнотворный ужас.
Некоторые офицеры после подобных увечий продолжали служить, однако война уже подошла к концу, и Хэл продал свой патент. К счастью, он имел независимый доход, завещанный дядей, но, возможно, все равно не оставил бы службу, если бы не почувствовал, что уже не способен выполнять свой армейский долг.
Саймон вошел в дом; там было тихо, только часы тикали. Хотя Исайя считался весьма богатым торговцем, даже ему было трудно найти в городе слуг – особенно мужчин, – которые стали бы жить при доме, когда вокруг имелось столько доступной земли, соблазняющей, как пение сирен.
У Исайи были две молодые горничные, древняя кухарка, она же домоправительница, миссис Ганн, и молодой парень Том, следивший за лошадьми. Над конюшней жил старый друг хозяина, одноглазый плут по имени Сол Прити, он ухаживал за садом, когда имел желание.
Том и горничные жили у себя и только приходили в дом Исайи, а миссис Ганн находилась при кухне, соединявшейся с домом переходом – нелишняя предосторожность на случай пожара в городе, почти сплошь застроенном деревянными домами.
Исайя так и не сумел подыскать подходящего камердинера, и даже его секретарь Солтер в конце концов сбежал и обзавелся собственным «поместьем».
Саймон понимал, что несправедливо насмехаться, когда сам являешься наследником настоящего поместья, – но сколько он видел таких полных надежд поселенцев, которые теряли свои дома, а потом обвиняли индейцев!