Вскоре у Дженси появились все необходимые аксессуары, а также новый саквояж, чтобы все это сложить. Туфли оказались великоваты, но она решила, что засунет что-нибудь в носок.
К обеду она надела коричневое платье, а прическу ей сделала Вильерс, горничная, которую все называли «костюмершей». Она подняла волосы на затылке, начесала их вперед, а затем, завивая щипцами, уложила вокруг лица.
Дженси подумала, что выглядит нелепо, но герцогиня заявила, что такая прическа – это самая последняя мода.
– Дорогая, так сейчас делают все женщины, которые не желают обрезать волосы.
Дженси молча кивнула и подошла к зеркалу. Вдев в уши жемчужные серьги, она направилась к Саймону, чтобы проверить его реакцию.
Казалось, сначала он ее не узнал. Потом расплылся в улыбке и, взяв ее за руки, сказал:
– Ты великолепна, дорогая. Слава Богу, что я нашел тебя раньше, чем другие. Ну, теперь видишь?
Он говорил о том, что в таком виде никто не скажет, кто она – Джейн или Нэн.
– Да, вижу. Ты был прав.
В этот вечер, надев шелковую ночную рубашку Теодосии и свой старенький халат, Дженси гадала, придет ли Саймон к ней в спальню или она должна пойти к нему.
Когда она уходила после обеда, Саймон разговаривал с лордом Дариусом. Обед же прошел замечательно. Их было всего четверо, и они сидели в небольшой комнате, так что было совсем не страшно. Герцогиня и лорд Дариус оказались очень добрые и отзывчивые, и Дженси решила, что сможет прекрасно ладить с такими людьми. И если ее обман не раскроется, то она будет жить, как в раю.
Ей вдруг захотелось сравнить свою новую внешность с рисунками Джейн. Она достала из папки ее автопортрет и, сравнив его со своим отражением в зеркале, поняла: если бы сделать Джейн такую же прическу, как сейчас у нее, то внешность Джейн решительно изменилась бы.
Ах, как бы ей хотелось, чтобы Джейн была сейчас с ней в этом чудесном доме! Джейн так любила все красивое и изящное… Сегодня вечером Дженси видела на одной из стен замечательные картины – Джейн они наверняка бы понравились.
Она положила рисунок в папку, и что-то ее насторожило. Еще раз просмотрев все листы, Дженси бросилась в комнату Саймона. Но он был не один, а с Тредвелом; слуга помогал ему снимать жилет. Она попятилась к двери, но Саймон ее остановил:
– Останься, Джейн. – Повернувшись к слуге, он сказал: – Спасибо.
Когда Тредвел ушел, Дженси прошептала:
– Пропал рисунок. На котором Марта и я.
– Ты уверена? Дай я сам посмотрю. – Минуту спустя он сказал: – Ты права. Должно быть, рисунок остался на корабле. Не волнуйся, мы напишем…
– Нет. Если бы рисунок остался в салоне, мы бы его потом заметили. – Сделав глубокий вдох, она заявила: – Саймон, я думаю, что его украли. Когда обыскивали каюту.
– Но зачем? Рисунок, конечно, хороший, но не шедевр же…
– Ты подумаешь, что я сошла с ума, но… Видишь ли, когда я уверяла, что художницей была Нэн, а не Джейн, Дакр сомневался, не верил. Что, если он стащил рисунок, а потом поедет на север, чтобы показать его моим знакомым?
Саймон в задумчивости пробормотал:
– Чтобы получить надо мной власть?
– Да, наверное. Возможно, он был связан с Макартуром.
– Не обязательно. Дакр очень честолюбивый. Быть может, он решил, что сумеет кое-чего добиться при помощи шантажа.
Она сжала его руку.
– Что же нам делать?
– Не беспокойся, моя милая. Не исключено, что это действительно сделал Дакр. Но поверь: меньше всего он хочет, чтобы правда вышла наружу. Если он вздумает разыграть свою карту, я найду ответный ход. В любом случае мы с ним справимся. Когда будем проезжать через Лондон, я оставлю Хэлу записку – пусть посмотрит, пришла ли «Эверетта». Если еще нет, он найдет способ остановить негодяя и забрать рисунок. А если судно уже в гавани, то он отыщет Дакра и сделает то же самое.
Он привлек ее к себе и крепко обнял. Дженси прижалась к нему, стараясь найти утешение в его силе, в его уверенности. Тихо вздохнув, она прошептала:
– Как все это неприятно!
– Не бойся, дорогая. Мы вместе, и все у нас будет хорошо.
В постели, в объятиях мужа, она на время забыла обо всех своих страхах. Но потом долго лежала без сна, думая о Дакре и о похищенном рисунке.
Глава 33
До Лондона добирались целый день, даже при том, что ехали по прекрасной, без ухабов, дороге и в роскошном экипаже герцогини. Они сняли номер в гостинице «Лебедь», и Саймон отправил слуг на поиски Хэла, чтобы передали ему записку, в которой он сообщал про Дакра и рисунок. Свои «канадские» бумаги Саймон оставил в сейфе у лорда Дариуса – решил, что так в данный момент удобнее.
Дженси старалась успокоиться, но тщетно. Она постоянно думала о Дакре и о том, что он собирался предпринять. Что, если он уже в Лондоне? Что, если он донесет на нее? Она вздрагивала от каждого стука в дверь и тут же ругала себя за малодушие.
После обеда в дверь опять постучали, но это пришел Хэл: он сказал, что обо всем позаботился.
– Корабль уже в Лондоне. Мы какое-то время наблюдали за Дакром. Они с женой в этой же гостинице. Хочешь встретиться?
– Нет времени, – ответил Саймон. – Как я понял, ты знал про Марлоу и Остри.
– Если бы ты узнал раньше, ничего бы не изменилось.
Саймон молча кивнул, потом пробормотал:
– Хотелось бы вернуть рисунок.
– Стивен в городе. Он придумает, как это сделать.
– Придумает?
– Не сомневайся. Стивен любого сумеет перехитрить. Ведь еще есть старые помощники Николаса.
– Кто?
Хэл засмеялся.
– Я все забываю, что ты долго отсутствовал. Не волнуйся. Обшарить номер гостиницы – сущий пустяк.
Воровство? Дженси почувствовала, что должна протестовать, однако промолчала.
– Кто из наших еще здесь? – спросил Саймон. – Может, собрать всех?
В этот момент раздался стук, и тут же в комнату стремительно вошла необыкновенно красивая женщина в сапфировом плаще с капюшоном. Она тотчас же откинула капюшон за спину, и Дженси чуть не вскрикнула от удивления, увидев необычайно сложную прическу из белокурых волос; ей даже сначала показалось, что это парик.
– Вот ты где!.. – воскликнула незнакомка, обращаясь к Хэлу. – Ох, слава Богу! Я боялась, что ты опять сбежишь, прежде чем я тебя найду.
– Сбегу? – Хэл едва заметно нахмурился.
Дженси украдкой разглядывала незнакомку. Это могла быть только Бланш, что означает «белая». Возлюбленная Хэла, о которой рассказывал Саймон.
Бланш в смущении улыбнулась и проговорила:
