После этого они прошлись по кухням и конюшням, о которых Дженси ничего не знала. В подвале главного дома располагались прачечные, кладовые, винные погреба и помещения для слуг-мужчин. Служанки же имели комнаты на чердаке – под громадным куполом. Дженси задумалась: тепло ли здесь зимой? Впрочем, ее это не касалось.
К вечеру она ужасно устала, к тому же у нее разболелась голова. Укладываясь в постель, Дженси думала о муже. «Где же он? – спрашивала она себя. – Чем сейчас занимается?» Внезапно ей пришло в голову, что вот уже пятую ночь подряд она засыпает в новой кровати, а в промежутках куда-нибудь едет. Неудивительно, что временами ей казалось, будто все кружится вокруг нее.
Наконец пришел Саймон, такой же усталый, как и она. Как только он оказался с ней рядом, они обнялись.
– Ты проявила себя замечательно, Дженси Сент-Брайд. Я понимаю, как тебе здесь неуютно.
– Порой я приходила в ужас. Но бедняжка Дороти нуждается в помощи, а управлять таким домом, оказывается, не труднее, чем Тревитт-Хаусом. Во всяком случае – ненамного труднее.
– Хотел бы я, чтобы финансовые и имущественные дела графа оказались такими же простыми, как у Исайи.
Саймон рассказал, как прошел день у него. Они с отцом кое-что осмотрели и пришли к выводу, что поместье в полном порядке и управляющим можно доверять – те свое цело знали.
– Может, так все и оставить? – спросила Дженси. – Не представляю, как ваша семья будет здесь жить.
– Видишь ли, большой дом – как корабль. Даже в хорошую погоду кто-то должен стоять у руля.
– Но здесь прекрасные слуги.
– Это ненадолго. Думаю, многие из них покинут этот дом.
Дженси вздохнула, и ей показалось, что муж вздохнул вместе с ней.
– Но разве то же самое не относится к Брайдсуэллу? – спросила она. – Он тоже не может пустовать.
– Предполагается, что я сделаю его своим основным домом.
Уловив в голосе Саймона нотки грусти, Дженси взглянула на него с удивлением:
– Ты не рад? Ты ведь очень любишь Брайдсуэлл.
Он снова вздохнул:
– Сельское хозяйство меня утомляет. Волосы Черного Адемара, понимаешь? В любом случае Брайдсуэлл будет уже не тот.
Дженси, однако, не сдавалась:
– Дети и старики могли бы остаться… – Муж промолчал, и она насторожилась. – Саймон, в чем дело? Тебя что-то беспокоит, верно?
Он провел ладонью по ее щеке.
– Ничего страшного, любимая. Зависит от того, как ты на это посмотришь. Тебе ведь здесь совсем не нравится?
– Почему ты так решил?
– Потому что вижу: тебе здесь не нравится.
Она не понимала, к чему он клонит.
– Тут очень красиво, но как-то… холодно. То есть неуютно.
– Да, согласен.
– Саймон, скажи, что тебя тревожит. Пожалуйста, скажи.
Он пристально посмотрел ей в глаза:
– Не хотелось бы что-то тебе навязывать, но… Я хочу снять этот груз с отца, пока он не надорвал ему сердце.
– Ты хочешь стать графом? Но разве ты можешь?..
– Нет, конечно. Я не об этом. Просто я могу жить здесь вместо отца. Сделаю этот дом своей основной резиденцией и возьму на себя управление поместьем. Конечно, как граф, то есть отец… он будет нас навещать, но постоянно будет жить в Брайдсуэлле. И все остальные там останутся.
– Саймон, но ты же любишь Брайдсуэлл.
– Да, люблю. И мы с тобой сможем туда приезжать. Но я никогда не собирался жить там постоянно до смерти отца. К тому же, как я уже сказал, сельское хозяйство меня не привлекает. Я хочу баллотироваться в парламент, ты же знаешь.
– Но если ты возьмешь на себя Марлоу…
Он решительно покачал головой:
– Нет-нет, все будет по-другому. Мой отец, и дед, и дед деда, и все их деды действительно управляли поместьем и… Впрочем, дело не в этом. Я ведь не сказал, что совсем не буду покидать Марлоу. Да и сам Марлоу в молодые годы здесь не жил, он жил в Лондоне, при дворе. А временами даже в Париже, еще до революции.
– Значит, ты будешь баллотироваться в палату общин? По крайней мере до тех пор, пока не станешь лордом Остри, не так ли?
– И после – тоже. В палату лордов я попаду только после того, как стану графом Марлоу. Но это не так уж плохо, Дженси, Возможно, потом у нас будет дом и в Лондоне, ведь мне придется проводить там какое-то время.
Саймон говорил так, как будто уговаривал ее, но она понимала, что он уговаривал самого себя.
– Дорогой, но тебе придется какое-то время здесь жить. То есть нам.
– Не такая уж большая цена за Брайдсуэлл.
– Ты о чем?
– Понимаешь, если мы возьмем этот дом на себя, Брайдсуэлл будет жить. И он всегда будет готов раскрыть объятия нам и нашим детям, когда бы мы туда ни приехали. Если же Брайдсуэлл опустеет, то неизбежно умрет.
– Понятно. Значит, сделаем так, как ты говоришь.
Он положил голову ей на плечо.
– Значит, ты не против?
Она прижалась к нему.
– Нет, не против. Но все-таки я беспокоюсь… как наши дети будут себя чувствовать в таком холодном и неуютном доме, как этот. А впрочем… Мы непременно придумаем, как сделать так, чтобы им тут было уютно. Можно, например, покрасить мраморный холл в розовый цвет.
– Кощунство! – Саймон рассмеялся. – Но знаешь, ведь эти стены только покрашены под мрамор. Так что почему бы и нет? Может, не в розовый, но в какой-нибудь… привлекательный. – Его губы отыскали ее уста. – Боже, спасибо тебе за Дженси.
Она поцеловала его в ответ и тоже рассмеялась – все ее тревоги пусть только на время, но отступили.
Проснувшись на следующее утро, Дженси не сразу поняла, где находится, Когда же вспомнила, то догадалась, что ее смутило: скромные размеры спальни и даже, возможно, ощущение, что она находится в каком-то небольшом домике, – виллы-пристройки действительно походили на отдельные дома.
Саймон проснулся и улыбнулся ей. Но она все же заметила грусть в его глазах.
– Дорогой, я тут подумала…
– Неужели? – Он снова улыбнулся.
– Саймон, пожалуйста, выслушай меня. Почему бы нам не сделать своим домом эту пристройку? Можно даже иметь отдельный вход. Тогда мы сможем присматривать за главным домом, но не будем в нем жить.
Он перекатился на живот и, упершись подбородком в ладони, проговорил:
– А ведь можно и так, верно? В главном доме будем время от времени устраивать приемы, чтобы выполнить свой долг.
– Может быть, устроим прием для всех «повес»?
– Прекрасная мысль! О, моя мудрая жена…
