Мара медленно отступила назад, закрыв за собой занавеси, и пробралась в свою комнату. Ну и ребенком же она была! Она знала, что у Дэра проблема, но даже в страшном сне не могла представить себе, насколько ему тяжело.
Дэр лежал на узкой кровати, в то время как Руюан изгонял чудовище из его тела. «Одолей его. Одолей его в душе и в теле!»
Под руководством Руюана сила возвращалась не только его телу, но и разуму, и в этом была его единственная надежда. Он изучал проблему и знал, что многим удавалось побороть физическую зависимость, но они возвращались к прежним привычкам, потому что забывали про разум и волю.
В каком-то смысле эта битва была намного сложнее, потому что раньше у него уже была физическая сила, но на нравственную силу он никогда не обращал внимания.
Сейчас он ценил ее точно так же, как ценил мускулы и суставы, которые исправно работали, но в конце своего пути он окажется довольно необычным джентльменом. В чем-то похожим на Николаса, поскольку он полагал, что тот гораздо глубже проник в эту философию духа и тела, чем кажется на первый взгляд.
Каждую ночь Руюан проверял его волю, и вот уже двадцать две ночи он находил в себе силы сопротивляться. Сегодня он чуть было не сорвался.
Во многом это был плохой день, но радостное в нем перемешивалось с грустным. Мара пообещала себя ему, но она не знала, кем он теперь был. Да и откуда ей знать? Она помнила его прежним, таким, каким он был изображен на той миниатюре, которой она любовалась в свой первый вечер здесь.
Она не знала наркомана, который играл свою роль днем, а ночью начинал войну, в которой, казалось, он мог только выжить, но не победить. Она не видела, как он дрожит и трясется от усилий не схватить предлагаемое Руюаном облегчение. Или когда он сдавался и принимал его.
Он все время носил в кармане брюк брошку Мары, ее подарок, и тот придавал ему силы. Он заслужит ее. Он должен, потому что она была Сент-Брайд с дьявольскими волосами и настаивала на том, что любит его.
Господи, только бы это было так… Он не может обмануть ее доверие.
Массаж закончился, и заструилась музыка флейты, переливающаяся и кружащаяся по-восточному. Он не был уверен, что ему нравится эта музыка, слишком уж она была горестной, но она успокаивала его растревоженный разум.
Сегодня он даже расплакался.
– Что вы делали ночью? – спросила следующим утром Рут.
– Не спала, – ответила Мара, чувствуя себя так, словно она скатилась с горы в бочке, полной пыли.
– В чем дело? Зубы болят?
– Я просто не могла уснуть.
– Вы всегда хорошо спите. – Рут налила воду для умывания и оглядела Мару с ног до головы. У нее был соколиный взгляд, когда дело касалось симптомов и проблем.
Как выглядит женщина, по уши влюбленная в человека, который испытывает огромные мучения? Которая больше не уверена, кто этот человек, но все равно любит его, несмотря ни на что? Которая не знает, как ему помочь, но должна попытаться?
Мара вскрикнула, когда мокрая ткань коснулась ее лица. Она схватила ее и протерла еще и шею.
– Хорошо, хорошо, встаю. – Она выбралась из постели. – А зачем я встаю?
– Затем, что вы идете к портному с леди Остри.
– Ах да. – Мара вновь закрыла глаза.
– Вы что, собираетесь еще спать, миледи? – спросила служанка, и в голосе ее сквозило неподдельное беспокойство.
– Нет. – Мара разделась и принялась умываться.
– Хорошо, но почему вы не спали, вот что я хотела бы знать. Вы опять занимались ночью чем-то, чем не следует?
– Вовсе нет!
Маре не давало спать чувство вины. Хотя и было очевидно, что Дэр ведет ожесточенную борьбу с опиумом, она предпочла отнестись к этому легкомысленно. Разумеется, это можно было объяснить тем, что раньше ей не приходилось сталкиваться со столь серьезными проблемами, но ей следовало самой обо всем догадаться.
Она оделась и села завтракать, думая, где он может быть сейчас. Как он провел остаток ночи? Продолжили ли они тренировку? Спал ли он вообще?
Как правило, опиум делает людей сонными, но зачем тогда прыгать по бальной комнате? Жаль, что она так мало знает. Она замерла, наполнив чашку шоколадом лишь до середины. Вот что она должна сделать – узнать все об опиуме.
Но от кого?
Ей вспомнилось спокойное лицо того китайца. Нужно поговорить с мистером Фенгом Руюаном. Нет, мистером Руюаном Фенгом. Ну почему все так запутано?
Она наполнила чашку и выпила шоколад, обрадованная тем, что теперь у нее есть план. Отправившись с Дженси к портнихе, она жалела, что не может остаться дома. Под одной крышей с Дэром.
Дэр стоял у окна приемной и наблюдал за уходом Мары, чувствуя одновременно облегчение и одиночество. Ее присутствие в доме стало похожим на всесильную мелодию – приятную, но проигрываемую без остановки раз за разом, отчего он просто сходил с ума.
Мара. Адемара. Адемара Сент-Брайд.
Он набросал сюжет, который они придумали, чтобы вспомнить то чудесное время в Йоуман-Армз. Он добавил еще несколько деталей, чтобы обсудить с ней позже. Оживающие и нападающие доспехи. Женщина без лица в черном платье. Призрак ребенка, рыдающий по ночам.
Он швырнул бумаги в огонь, поскольку они возвращали его в его собственный ад: Тереза, боль, приглушенная опиумом, и безутешно рыдающие дети, у которых не осталось никакой надежды. Со временем они научились плакать беззвучно, но это было еще хуже.
С детьми все будет в порядке, он в этом поклялся. Теперь они уже почти не боялись незнакомцев, за исключением женщин в черном. Они могли часами играть, даже если его не было рядом. Они смеялись и, что самое главное, осмеливались не слушаться. Это ему удалось.
Но с Марой дела шли вовсе не так хорошо.
Не следовало просить ее подождать. Это лишь усугубило их положение. И не следовало танцевать с ней при лунном свете. И уж точно не следовало ее целовать.
Он должен был понимать, какой пожар разгорится от одного прикосновения к ней, когда отсутствие наркотика и так распаляло его похоть. Одному Богу известно, что могло бы произойти, если бы он не нашел в себе сил сопротивляться охватившей его страсти.
– Дэр?
Дэр обернулся и взглянул на Саймона, стараясь не подавать виду, что за черные мысли глодали его изнутри.
У него всегда было полно друзей, иногда ему казалось, что их у него слишком много, но Саймон был не похож ни на кого. Несмотря на их долгую разлуку, он был его ближайшим, лучшим другом, которому можно довериться во всем. Он не мог ранить Саймона, не мог его предать.
– Плохой день? – спросил Саймон, зная, что лучше не спрашивать Дэра о его самочувствии.
