– Благослови Господь лорда Хардуика!
– Закон не слишком благочестивый. Раньше мужчина, давший обещания и совративший девицу, обязан был жениться.
– Я не давал никаких обещаний, черт побери, и, уж конечно, никого не совращал!
Торн вернулся к своему креслу и чаю.
– Тогда почему бы тебе не рассказать, что произошло?
Кристиан, вздохнув, пересказал странные события десятилетней давности.
– Вот это да! Но почему ты влип в эту историю?
– Ты же знаешь, в шестнадцать лет любой юнец чувствует себя мужчиной, непобедимым, неуязвимым и бессмертным. Я был едва оперившимся лейтенантом армии его величества, хозяином мира и, соответственно, галантным спасителем благородных дев.
Торн фыркнул от смеха:
– Благородная дева по имени Доркас Фроггат.
Насмешка в голосе Торна искушала Кристиана защитить худенькую испуганную девушку, но друг продолжил:
– Если бы я не от тебя услышал эту историю, то не поверил бы ни единому слову. Ты все эти годы хранил это в тайне?
– Какой смысл рассказывать?
– Из-за некой клятвы, – сказал Торн.
– Вот об этом-то я и не подумал.
Кристиан за прошедшие десять лет дважды возвращался в Англию. В последний раз – недавно, – чтобы доставить донесения и залечить рану плеча.
В то время война еще не кончилась, и Торн на своей яхте «Черная стрела» занимался каперством. Торн и Робин взяли себе вымышленные имена. Кристиан объявил себя Пиратом-язычником.
Однажды вечером за вином Торн запротестовал против постоянного давления на него по поводу женитьбы. Товарищи решили поддержать его сопротивление. Они составили и подписали клятву, что не женятся до тридцати лет.
Дабы укрепить свою волю, они решили, что нарушивший клятву отдаст тысячу гиней на самое недостойное, по их мнению, дело – в «Фонд моральных реформ лондонского общества», который возглавляла леди Фаулер.
Эта угрюмая дама требовала закрыть театры, запретить танцы и особенно балы-маскарады, преследовать по суду каждого, кто на деньги играет в карты и кости.
Отдать деньги этой безумной – настоящая анафема, но бедняге Робину уже пришлось это сделать. Как следует помучив его, Кристиан и Торн сжалились и позволили приятелю сделать взнос анонимно. Но поскольку Кристиан был уже женат, когда подписывал клятву, неудивительно, что Торн его расспрашивает.
– Если помнишь, я составил тот документ, будучи тогда самым трезвым. Среди цветистых фраз я вставил слова о том, чтобы не жениться со дня подписания.
– Это низко!
– У меня не было другого способа вступить в игру.
– Ты мог бы рассказать нам историю. Мы бы позабавились.
– Было достаточно причин молчать. Я чувствовал себя одураченным и всегда жалел о смерти Мура. Он, конечно, подлец, но не должен был умереть. Будь я постарше, я бы лучше с этим справился. В любом случае к моменту подписания клятвы меня уже известили, что моя жена умерла и дело закончено.
– Закон вступил в силу 29 марта 1754 года, ваша светлость, – возвратился с ответом Оверстоун.
Торн вопросительно взглянул на Кристиана, тот поморщился:
– Мы отплыли в середине марта.
– Если нужно, Поултни изучит закон подробнее, – сказал Оверстоун.
– Спасибо. – Торн отпустил секретаря.
– Поултни? – переспросил Кристиан.
– Мой юрист, занимается законодательными и теоретическими вопросами.
– И сколько у тебя юристов?
– Я счет потерял.
Кристиан передернул плечами.
– Когда-нибудь и ты к этому придешь, – без всякого сочувствия сказал Торн.
– Вряд ли. Графы Ройланды весьма незначительны, а герцоги Иторны могущественны. К тому же отец проживет еще не один десяток лет, а я, вероятно, умру молодым и, даст Бог, в ореоле славы.
– Черт бы тебя побрал, Кристиан! Что ты несешь?!
– Прости, но к этой мысли привыкаешь.
– Лучше бы ты привык к мысли, что женат. Кстати, с чего ты взял, что она умерла?
– Я получил об этом письмо в пятьдесят шестом.
– Тогда почему ты сейчас явился ко мне?
– Потому что кто-то из Йоркшира интересуется Джеком Хиллом. – Кристиан пересказал разговор с Делахью.
– Странный у тебя способ рассказывать историю. – Торн отхлебнул чай. – Этот запрос может не иметь к тебе никакого отношения.
– Верно. А письмо о ее смерти может быть фальшивкой.
– По какой причине?
– Бедная девушка была взята силой, а потом стала свидетельницей убийства. Не удивлюсь, если она не хотела иметь со мной ничего общего.
Торн кивнул.
– Тогда оставь покойную женушку с миром, на земле или на небесах. Непохоже, что ты планируешь жениться на другой. – Кристиана, видимо, передернуло, и Торн уставился на него. – Или собираешься?
– Вовсе нет, но отец начал подталкивать.
– Почему? Ему сыновей не хватает?
– Хватает, но, как всегда, не хватает денег. И он сообразил, что обещание будущей графской короны дорого стоит на брачном рынке.
– Черт! – Торн, похоже, тоже вздрогнул. – В таком случае я тебе искренне сочувствую. Полагаю, служба в гвардии не дает возможности затаиться и отсидеться.
– Вот именно. Хозяйки всех этих балов и вечеринок считают, что мы существуем исключительно для их удовольствия. В скучные летние дни все было не так плохо, но когда начнется зимний сезон…
– Да уж. Но по крайней мере Брачный акт означает, что нельзя заманить тебя в объятия и таким способом заполучить титул.
– Или тебя, – сказал Кристиан.
– Или меня.
– Благослови Господь лорда Хардуика.
– Аминь. Что касается твоего отца, его прихоть пройдет.
Кристиан рассматривал собственные манжеты.
– К сожалению, уже есть претендентка.
– На роль твоей жены?
Кристиан поднял глаза:
– Леди Джессинем.
Лицо Торна застыло.
– А-а-а…
– Твоя любовница, как я понимаю?
Торн посмотрел ему в глаза:
– Уже нет, теперь она вдова.
– А-а-а… – в свою очередь, протянул Кристиан. Жена пожилого и покладистого мужа, леди Джессинем прекрасно подходила на роль любовницы, но смерть ее супруга все изменила.
– Я знал, что она подыскивает нового мужа, – сказал Торн, – и на сей раз по собственному выбору. Я, конечно, прекрасно подхожу на эту роль, но дал ясно понять свою позицию. Мне надо твердо знать, что в жилах моего наследника течет моя кровь. Удивлен, что твой отец считает эту даму подходящей.
