— Для жертвы последствия одинаковы.
— Пожалуй, верно. Как женщины?
— Торжествуют. А вы ожидали чего-то другого? Но у них тоже нет особой враждебности к сэру Ньюли. Зверски вели себя Тороугуд и ваш брат.
— Что теперь будет с ними? Как с судьями?
— Им придется отказаться от своих мест в суде.
— И это все?
— Это существенно. Тороугуд еще как-то сможет продолжать жизнь, но ваш брат, если вы правильно его оцениваете, конченый человек.
— Интересно, что он будет делать?
— Будет изворачиваться, перекладывать вину на всех, кроме самого себя.
— О, несчастная Люсинда.
— Сестра, которая живет в вашем старом доме? Если она умная, то уедет куда-нибудь.
— Афина предложит ей жилье. — Белла совсем успокоилась. — Однако часть этой грязи прилипнет к ним ко всем.
И к ней тоже, поняла она. Теперь она была не только Беллой Барстоу, но и сестрой опозоренного, омерзительного Огастуса Барстоу. Не означает ли это, что она попалась в собственную ловушку?
Во рту появился горький привкус, но Белла все равно ни о чем не жалела. Она остановила Огастуса и положила конец его безнравственным поступкам.
От этой мысли Белла почему-то заплакала, а начав, уже не могла остановиться, хотя и старалась.
— Простите. Это, должно быть, от переживаний.
— Когда вы плакали последний раз?
— Очень давно, — призналась она. — Отец считал слезы признаком раскаяния, а оно подразумевало вину, поэтому я перестала плакать.
— Тогда я рад, что слезы вернулись.
Торн обнял ее крепче.
Белла позволила его голосу утешать ее, пока не услышала:
—…той гарпии леди Фаулер.
— Что? — вскрикнула Белла, с трудом удержавшись, чтобы не вскочить.
— Вы слышали о ней? — Торн крепче обнял Беллу. — Эта выжившая из ума женщина считает своим долгом разоблачать пороки знатных мужчин, и, если до нее дойдет эта история, она широко распространит ее и окажется хоть чем-то полезна.
— О да, — согласилась Белла, и ее сердце забилось немного спокойнее.
Она могла сказать, что в окружении леди Фаулер мало интересуются такими грешками, но, разумеется, не стала этого делать.
— Интересно, как она раздобывает свои скандальные факты? — задал вопрос Торн.
Белла почувствовала, что может нечаянно раскрыть свои секреты, и осторожно встала с его колен.
— Мне нужно умыться.
Зайдя за ширму, она умылась холодной водой и увидела в зеркале покрасневшие нос и глаза. Она приложила к глазам холодную ткань, а потом привела в порядок волосы и, отрепетировав безмятежную улыбку, снова вышла.
— Спасибо вам, — сказала Белла, решив облегчить Торну задачу. Она заняла место напротив него. — Наша задача выполнена, верно?
— Увы, я сомневаюсь, что у вашего брата найдется мужество застрелиться, но жить с тем, что весь мир знает о нем правду, будет для него сущим адом. Что вы намерены делать теперь? — спросил Торн.
— Продолжу, как и прежде, жить тихой жизнью, — пожала плечами Белла, словно это само собой разумелось.
— Печальная участь. Вы никогда не искали чего-нибудь необыкновенного?
За этим вопросом что-то скрывалось — прелюдия к предложению стать его любовницей? Это было лучшее, на что она могла надеяться, но Белла знала, что не согласится.
— Думаю, в моей жизни было достаточно необыкновенного. А вам, должно быть, необходимо вернуться на свою шхуну? Вы были чрезвычайно добры, что потратили на меня так много времени.
— Нет, — сказал он.
— Что — нет?
Он встал и повернулся к ней спиной.
— Черт побери, вы правы. Это закончилось.
Хотя Белла и сама так считала, его слова были для нее как нож в сердце.
— Конечно, — проглотив комок, согласилась она.
Торн повернулся и, подойдя, снова опустился на колени рядом с ней.
— Белла… Белла, я должен… Мне необходимо вернуться к своей жизни.
— По-моему, я так и сказала.
— Она взяла его за руки, на этот раз сама выступая в роли утешителя. Он сжал ее руки с такой силой, что они, казалось, слиплись.
— Я получил такое удовольствие от времени, проведенного вместе с вами, какого не мог и представить. Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде был так счастлив.
Крохотный бутончик надежды начал распускаться. Быть может, Торну нужно какое-то поощрение?
— Я… я не возражала бы побыть с вами еще какое-то время…
Возможно, она все-таки примет предложение стать его любовницей.
Да, конечно, примет.
Но то, как он плотно сжал губы, заставило Беллу замолчать, прежде чем он поднялся и отступил назад.
— Нет, возражали бы. Не спорьте. Я не могу объяснить. Пожалуйста, поверьте мне, Белла: это невозможно. Это просто не может продолжаться.
Никто в этом и не сомневался. Белле пришлось отвернуться, чтобы скрыть страдание, но она поняла, что ей это не удалось.
— Отлично, — наконец заговорила она. — Уверена, все к лучшему. Некоторые не предназначены для слишком сильных переживаний.
Она нашла в себе силы взглянуть на Торна, и ей даже удалось слегка улыбнуться, чтобы этим облегчить его боль.
Когда он поднял ее на ноги, Белла ожидала поцелуя в губы, каким бы мучительным он ни был, но Торн поцеловал ей руку.
— Я искренне хочу для вас, Белла Барстоу, только самого хорошего. Всегда помните об этом.
Он отошел и беспечным тоном, который мог обмануть многих, сообщил:
— Я должен спуститься вниз и принять участие в празднике. Не хочу беспокоить вас, когда вернусь, и лягу спать на полу в гостиной.
Он взял с кровати одеяло и подушку и вышел.
А Белла осталась стоять; слезы безудержно текли у нее по лицу, но она не позволила себе разрыдаться, пока не убедилась, что Торн уже не услышит.
Глава 23
На следующий день они выехали рано утром, чтобы вернуться в Лондон к вечеру.
Табита, должно быть, чувствовавшая себя обделенной вниманием, сердилась, и те редкие звуки, которые она издавала, походили на рычание.
— Что вы скажете своей покровительнице? — спросил Торн.
— Покровительнице? — сначала не поняла Белла. — О-о… — В этот момент она не могла ему солгать. — Я живу одна. С тремя слугами. У меня есть маленькая ежегодная рента.
— Не такая маленькая, — заметил он, — если вы можете себе это позволить. Но вы еще молоды, чтобы жить одной.
