— А когда мятеж был подавлен, большинство переметнулось на сторону их противников. Гнусное двуличие!
— Помнится, сэр Уильям был в составе комитета по разоблачению тайных сторонников якобитского движения.
— Увы! — признала Верити, дрожа от отвращения. — Он обожал распространяться на эту тему и так злорадствовал, что мне было неизменно жаль этих несчастных. Вот кому было по душе издеваться над людьми! Единственный способ выкрутиться — дать ему взятку. Все это помогло ему подняться от скромного сквайра до заметной фигуры, пусть и в местных масштабах.
— Неприятный человек, — рассеянно сказала Честити, думая о своем. — Допустим, за время работы в комитете сэру Уильяму удалось узнать сведения, которые могли бы скомпрометировать Бьюта, и отец перекупил часть их ценой твоего брака. Кто его знает, этого шотландца…
— Ты ошибаешься, сестра, — поразмыслив, сказала Верити. — Бьют не слишком умен, но безгранично предан трону. Что с того, что он шотландец? Не все они были на стороне якобитов, что бы там ни твердила досужая молва.
— Наверное, ты права.
Честити взялась помогать сестре укладываться и молча занималась этим, пока в груде пеленок не нашарила запечатанный конверт.
— Это еще что такое?
— Так, ничего! — Верити виновато отвела глаза.
Осмотрев документ, Честити обнаружила, что он состоит из двух листов бумаги, сложенных вчетверо и скрепленных печатью на каждом углу. Она вопросительно глянула на сестру.
— Не знаю, что с этим делать. Однажды сэр Уильям показал мне, где это хранится, и взял с меня клятву, что после его смерти я немедленно передам это лорду Мэнсфилду, верховному судье. Я поклялась на Библии!
— Исключено! — решительно заявила Честити, хорошо знавшая скрупулезную честность сестры. — Ты никому ничего не станешь передавать, пока не обвенчаешься с Натаниелем.
— Хорошо, — неохотно согласилась Верити. — Все равно ведь Мейденхед находится на пути к Лондону, так что клятву я не нарушаю.
— Именно так. — Честити повертела документ в руках. — Как по-твоему, что в нем?
— Не имею ни малейшего понятия, но знаю одно: сэр Уильям не желал, чтобы этот документ попал в руки его брата. Возможно, это поправка к завещанию.
— О лишении Генри опекунских прав? Тогда давай поскорее это вскроем!
— Нет, что ты! — Верити в испуге выхватила документ. — Со сломанными печатями он будет недействителен!
— Да, но… — Честити оборвала фразу и сменила тему. — Ну и Бог с ним, ведь сейчас главное — добраться к Натаниелю. Там обсудим, как действовать дальше.
— Не обсудить ли это сейчас, с лордом Сином?
— Ты с ума сошла! Мы даже не знаем, о чем этот документ! Не хватало еще, чтобы в руки одного из Маллоренов попало то, что может быть использовано против нас. Спрячь его получше, а я пойду переоденусь.
Когда она ушла, Верити спрятала документ и вздохнула, размышляя над плачевным положением дел. Ее собственная ситуация еще могла улучшиться, но судьба сестры была решена. То, что граф Уолгрейв из корысти пытался принудить Честити к браку с Генри Вернемом, было из ряда вон выходящим.
Когда разразился скандал, Верити находилась на последних месяцах беременности. Сэр Уильям не преминул поставить ее в известность, кипя от гнева и возмущения: еще бы, ведь Честити отвергла его родного брата. Он обрисовал ее поступок в самых черных красках, однако позже Верити выслушала ту же историю из ее собственных уст.
Генри Вернем, десятью годами моложе брата, походил на него только внешне. Уильям был откровенно груб. и жаден, Генри был скользкий тип. Он был недурен собой, но не имел особых талантов и занимал незначительный пост в суде. Иными словами, он был ничтожеством и не мог предложить ничего, кроме имени и фамильных связей. Тем не менее он имел наглость просить руки самой блестящей дебютантки сезона, и, вместо того чтобы рассмеяться ему в лицо, могущественный граф Уолгрейв приказал дочери принять предложение. Честити и не подумала, сочтя это шуткой. Гнев отца быстро развеял ее иллюзии, однако она упорно стояла на своем, стоически вынося лекции о пользе послушания и всевозможные запреты, призванные наставить ее на путь истинный. Даже угроза заточить ее в провинции не возымела должного действия: Честити заявила, что предпочитает участь затворницы сомнительным знакам внимания Генри Вернема.
В ту ночь она мирно уснула в своей постели, чтобы проснуться в полночь от крика и шума. Усевшись, она увидела в распахнутых дверях отца с миной притворной ярости на лице, а за его спиной — полдюжины тех, кто в то время гостил в Уолгрейв-Тауэрс. К ужасу и возмущению Честити, в ее постели возлежал Генри Вернем. Она тотчас поняла смысл происходящего: спектакль был призван уверить всех, что она уже состоит в связи с этим человеком, чтобы отец мог «прикрыть грех» браком. Он ни минуты не сомневался, что она покорится, — в конце концов, что еще остается настоящей леди перед лицом публичного скандала?
Однако Честити и тут не оправдала его ожиданий. Она во всеуслышание заявила, что не имеет с этим ничего общего, что невинна и не свяжет свою жизнь с человеком, способным на подобные гнусности. Спасая положение, граф вынужден был настоять на версии падения дочери. После недели заточения с своей комнате на хлебе и воде Честити была наголо обрита и сослана в домик садовника с наказом впредь не появляться на глаза и не просить денег. Ей была оставлена только мужская одежда. Так поступали со строптивыми дочерьми.
Куда она могла пойти, чем заняться? О замужестве приходилось забыть, а чтобы наняться на службу, нужно хоть что-то уметь.
Хуже всего, думала Верити, что весь свет уверен в грехопадении Честити. Ни один достойный мужчина не предложит ей своего имени. Она создана для брака и материнства, но кто поверит в это, глядя на мрачного, резкого юношу, в которого она превратилась? Бедная Честити!
Словно услышав звук своего имени, та появилась на ступенях, преображенная. Бриджи были ей немного свободны, так что пришлось затянуть их в талии ремнем, зато они придали мужскую массивность ее ногам. Свободная рубаха совершенно скрыла изящество верхней части тела, а пестрый платок превосходно замаскировал шею. На мышиного цвета паричке сидела побитая молью шляпа.
— Но ведь это чудесно! — воскликнула Верити, всплеснув руками. — Лучшего маскарада не придумаешь! Как умен и практичен этот лорд Син!
— Да уж, — буркнула Честити, но и она была довольна своим новым обликом.
— Интересно, отец знает о моем исчезновении? — вдруг спросила сестра.
— Он никак не мог остаться в неведении, разве что Генри предпочел утаить твое бегство из каких-нибудь гнусных соображений.
— Не могу вообразить, к чему бы это было. Генри нужен Уильям, потому что опекунство означает полный контроль над поместьем. Ну и, разумеется, он должен быть под рукой для… Боже! В самом деле, Генри Ужасный! Лучшего прозвища не придумаешь. Лорд Син нравится мне все больше и больше.
