Приняв ребенка на руки, Честити сразу утратила весь свой запал. Лицо ее смягчилось. С минуту она строила гримасы, которые младенец благосклонно принимал.
— И все же это истинный Вернем.
— Я не об этом… не о внешнем сходстве, — Верити выпрямилась с испачканным подгузником в руках. — Вот увидишь, из него вырастет совсем иной человек. Для этого я сделаю все, что смогу. Сэр Уильям умер, и это облегчит мне задачу.
— Смотри не вздумай повторить это кому-нибудь другому, — предостерегла Честити, — иначе деверь раззвонит, что ты отравила мужа.
— Он этого не сделает! — Сестра побледнела. — Уильяма хватил удар в постели с любовницей!
— Рука руку моет, вор вора кроет, — настаивала Честити. — Мужчины все заодно, и, если Вернем подаст в суд, тебе конец. Судья скажет, что яд не обнаружили только потому, что ты опытная отравительница.
— Не все мужчины — подлецы, — мягко возразила сестра. — Натаниель не таков.
— Допустим. Но если бы в мире существовала справедливость, ты была бы замужем за ним, а не за сэром Уильямом.
— Ах, Честити…
— Отец прекрасно знал, что вы любите друг друга, и все-таки выдал тебя замуж за другого. За эсквайра, старого, жирного и богатого.
Верити закусила губу, задумчиво глядя, как она нянчит ребенка.
— Долг дочери — выйти замуж по выбору отца.
— Как удобно для отцов! Хотелось бы по крайней мере видеть в такой жертве некоторый смысл. Отец хотел выдать нас за братьев Вернемов. Что бы это ему принесло?
— Непонятно, — признала сестра, бросая подгузник в ведро.
— Зато ясно другое: ты свой долг исполнила и больше ничего не должна отцу. Теперь ты смело можешь выходить за Натаниеля.
— Я так и собираюсь, но совесть моя все же неспокойна. Мне недостает твоей решительности.
— Моя решительность окрепла при виде того, как ты мучаешься в браке. — Честити невольно содрогнулась. — Сэр Уильям был человек жестокий и распущенный, и его братец той же породы. Я почти уверена, что он задумал убийство. Такой ни перед чем не остановится.
— Ты сумела воспротивиться браку с ним, дать отцу отпор! Ты такая сильная, Честити, а я… Все, на что я способна, — это спасаться бегством, Честити уложила ребенка и заботливо прикрыла одеяльцем, потом прошла к крохотному оконцу в скате крыши и невидящим взглядом уставилась в сад, где единственным различимым пятном был прямоугольник света, что падал из кухонного окна.
— Ах, Верити, если бы я знала, как буду наказана за ослушание, я, быть может, сочла бы за лучшее подчиниться. Правда, потом становится легче… проще стоять на своем…
Сестра приблизилась, и молодые женщины несколько минут молчали, ища утешения в родственном объятии.
— Всего два года назад мы были юными и полными надежд, — тихо промолвила Верити. — Посмотри, что с нами стало… — Она заставила себя встряхнуться. — Пора ужинать, а ты, дорогая моя, могла бы переодеться в платье. Все-таки среди нас теперь мужчина.
Она взялась за ведро с испачканными подгузниками. Честити отвела глаза.
— Ни за что! Пусть думает, что я мужского пола. Среди трех женщин он будет чувствовать себя, как волк среди овец.
— Но ведь это джентльмен, — запротестовала сестра.
— По-твоему, это наилучшая рекомендация? Сэр Уильям считался джентльменом, его брат и наш отец тоже «джентльмены до кончиков ногтей». Не забывай, что наш пленник — из Маллоренов. Красивая семейка, но перегрызут горло любому, кто перейдет им дорогу. Так что поменьше смотри на его длинные ресницы.
— Они просто чудо, верно? — Верити хихикнула. — Как можно опасаться мужчины с такими ресницами?
— Все, кто так думал, позже жестоко раскаялись.
— Честити, ради Бога! Ты, должно быть, плохо его разглядела. По-моему, для нашего пленника подстрелить фазана на охоте — уже кровопролитие.
— Он опасен, очень опасен, я это чувствую всем существом. Прошу, зови меня Чарлзом и не вздумай упоминать своего полного имени. Отец и маркиз Родгар с незапамятных времен на ножах. Если его младший брат узнает, что мы носим фамилию Уэр, ад кромешный не заставит себя ждать.
На этот раз Верити не стала спорить. Она проверила, крепко ли спит ребенок, задула свечу и направилась к лестнице, но на верхней ступеньке помедлила.
— Можно мне называть тебя хотя бы Чес? Некоторые сокращают так и имя Чарлз. По крайней мере я не обмолвлюсь.
— Называй.
— А если отец снова заговорит о твоем браке?
— Отец? Невозможно! — Честити горько засмеялась. — Наказав меня таким манером, он навсегда поставил на моем браке точку. Кому придет в голову посвататься к Честити Уэр?
* * *
Пока «леди Чарлз» шла через комнату и поднималась по лестнице, Син следил за ней с кровати. Пистолет она нашла, а значит, могла убедиться в его добрых намерениях, но не слишком-то, она оттаяла. Он был бы не против ее улыбки и рассказа о том, какие беды довели ее до такой жизни. Он даже готов был облегчить бремя ее забот — довольно странный настрой после столь короткого знакомства. Возможно, виной тому были сила личности «леди Чарлз» и странности ее облика.
Короткая стрижка колола глаз, но подчеркивала красивую форму головы. До сих пор Сину не приходило на ум, что в женщине можно восхищаться костяком, не говоря уже о черепе, но теперь он понял, что это прямо связано с тем, насколько приятно гладить ее по голове. Возможно, думал он, это по-своему чудесно — не хуже, чем блуждать пальцами в длинных шелковистых прядях. Лицо в раме роскошных волос, быть может, и выигрывает, но без нее черты выступают на первый план, влекут к себе все внимание наблюдателя. У «леди Чарлз» высокий чистый лоб, красивые скулы, точеный нос, четкая и решительная линия подбородка. Даже ее серо-голубые глаза очерчены как-то по-особому — так, что внешние уголки кажутся заметно приподнятыми у висков. Необычная внешность, то есть как раз то, к чему его всегда влекло.
«Леди Чарлз» и держалась необычно — с достоинством, естественно присущим мужчине. Шаг у нее был широкий, целеустремленный, плечи расправлены, голова гордо вскинута. Син нашел это неожиданно волнующим и пожалел, что мужской наряд надевался, конечно же, только по случаю грабежа на большой дороге. Платье вряд ли могло быть этой странной женщине к лицу.
Однако он ошибся, решив, что «леди Чарлз» отправилась наверх переодеваться, — она вернулась все в том же виде.
— Так что, мой юный друг? — спросил он, когда сестры проходили мимо него на кухню. — Теперь вы наверняка знаете, что я не замышляю дурного.
— Я знаю наверняка только одно, — ответила разбойница, останавливаясь. — Что связанный вы не опасны.
— Иными словами, вы меня боитесь.
— Ничуть! — тотчас отрезала она, упирая руки в бока. — Я неглуп, вот и все.
