— Девчонка совсем отбилась от рук! Пора задать ей хорошую трепку!
— Даже не помышляй, — ровно произнесла Верити.
— Ну вот, старшему брату уже нельзя и слова сказать. — Он тяжело вздохнул. — Я совсем потерял почву под ногами. Маллорены вьют из Честити веревки, она верит каждому их слову, а я ничего не могу поделать. Ах, Верити! Слава Богу, что ты теперь в законном браке, но один скандал ничем не лучше другого. Честити снова прославится, Вернем подаст на вас с Натаниелем в суд, отец разнесет этот дом по камешку. Все вы будете притчей во языцех…
— Кроме тебя, праведника, — вдруг съязвила Верити.
— Никакой я не праведник, — сказал несколько удивленный Форт, — но рядом с вами выгляжу вполне прилично.
— Поверь, Родгар ничего не предпримет против нас. Мы с Натаниелем тоже склонны доверять ему.
— Вы все обезумели!
Глава 20
— Вы все обезумели! — повторил Форт позже в тот же вечер.
Оглядев собравшихся в Гобеленовой гостиной, он понял, что никто из Маллоренов с ним не согласен.
— Что же тут безумного, Торнхилл? — осведомился Родгар. — Нет ничего лучше, чем дать выход долго сдерживаемому гневу. Син хочет расправиться с вами за пренебрежение к судьбе леди Честити, вы хотите расправиться с ним за чрезмерно горячее участие в ее судьбе. Дуэль представляется мне самым разумным выходом.
— Но я не хочу никакой расправы, кто бы ни вышел победителем! — запротестовала Честити.
— Это потому, что вы женщина, — отмахнулся маркиз, — и не разбираетесь в таких вопросах.
Тон его буквально источал иронию, и это не сулило ничего доброго.
— В самом деле, милорд, я в этом не разбираюсь. Тогда позвольте спросить, зачем было поднимать этот вопрос в присутствии столь невежественной особы?
— Дорогая моя, ведь это из-за вас состоится дуэль, должны же вы быть в курсе. Ах, дуэль! Волнующее событие, не правда ли?
— Ничуть! — с жаром воскликнула девушка, отлично сознавая, что кривит душой.
— Лорд Торнхилл, скажите, хорошо ли вы владеете шпагой, и если да, то насколько хорошо?
— Превосходно! — отрезал Форт. — Учтите, я не намерен убивать вашего брата. Такой поступок вряд ли расположит ко мне обеих сестер.
— Зато порадует отца, — заметил маркиз. — Однако не об этом речь. Раз уж вы оба превосходно владеете шпагой, можете сразиться всерьез.
— Что, без наконечников? — встревожился Натаниель. — В таком случае я решительно против!
— А мне это по душе! — заявил Син обрадованно. — Торнхиллу пора получить несколько симпатичных царапин.
— Это нечестно! — возмутилась Честити. — Форту придется фехтовать правой рукой, которую он совсем недавно отшиб о чей-то нос и ребра!
— Надо было разбить этот нос и ребра гораздо раньше, тогда и дуэль была бы ни к чему. — Син с вызовом посмотрел на Форта. — Вы пренебрегали своими обязанностями по отношению к Честити, Торнхилл. Что, не правда?
— Зато вы не пренебрегали своими, — огрызнулся тот. — Что, не правда?
Оба не сговариваясь бросились к двери.
— Если кто-то из них пострадает, я возложу вину за это целиком на вас! — заявила Честити Родгару.
— Я весь трепещу! — усмехнулся тот. — Я хотел предложить простой кулачный бой, но тогда они уж точно насажали бы друг другу синяков и ссадин. Дорогая моя, обоим нужно выпустить пар, чтобы завтра, когда начнется самое интересное, иметь ясную голову и держать себя в узде.
— Самое интересное? Что вы имеете в виду?
Но маркиз уже покинул Гобеленовую гостиную.
* * *
Дуэль состоялась в необъятном холле Родгар-Эбби. Син и Форт, в бриджах и рубахах, пробовали рапиры на гибкость. Хрупкое на вид оружие имело свою зловещую прелесть, а без наконечников было еще и смертельно опасным.
Пока лакеи расставляли вдоль стены кресла для зрителей, Честити еще раз обратилась к Родгару в попытке положить конец дуэли.
— Прошу вас, милорд, остановите их! Всегда возможен просчет…
— Значит, ваш брат просто хвастал, когда заявил, что превосходно владеет шпагой?
— Нет, но…
— Син тоже превосходный фехтовальщик, на мой взгляд, наилучший из теперешних. Чтобы в таких руках острие попало туда, куда не нацелено, нужен не просто просчет, а промысел Божий. Но ведь воля Божья сопровождает нас всегда и повсюду, если бояться ее, можно так и просидеть в четырех стенах, дрожа от каждого шороха.
Девушка подавила вздох и отошла к Элф.
— Вся ваша семейка друг друга стоит!
— Разве это не славно? — отпарировала та, блестя глазами в предвкушении редкого зрелища.
— И ты совершенно не переживаешь?
— Чего ради? — удивилась Элф. — Син исключительно хорош со шпагой, он ни разу не потерпел поражения, даже от Родгара. Правда, тот уверяет, что суставы у него уже не те и что в юности он без труда одержал бы победу, но, по-моему, он просто поддразнивает.
Эта тирада заставила Честити заново присмотреться к Сину. Он только и делал, что преподносил сюрпризы. Тогда, в Мейденхеде, когда он попросту играл со своим противником, она решила, что все дело не в мастерстве одного, а в слабости другого. И вот выясняется, что Син — лучший из лучших. Возможно ли это?
Она убедилась в этом, стоило поединку начаться. Фехтование казалось Честити наполовину наукой, наполовину искусством, и она могла оценить легкость движений, ловкость выпадов, силу запястий. Однако на этот раз она стала свидетельницей чего-то совершенно иного, высшей школы фехтовального мастерства.
Форт был по-своему очень хорош, но он заметно полагался на крепость своего телосложения и рост, благодаря которым удивительно крепко держался на ногах. Увы, в данном случае эти преимущества принесли ему мало пользы.
Шпага Сина казалась сотканной из невесомой, текучей ртути. Она летела вперед словно по собственной воле, она вела какой-то сложный танец, и как бы ни был ловок и силен выпад противника, без малейшего усилия отражала его.
Поначалу беспечное лицо Форта скоро приобрело хмурое, сосредоточенное выражение, он начал двигаться резче, менее уверенно, а кончик его шпаги все чаще делал рывки к правой стороне груди Сина. Каждый такой рывок заставлял Честити беззвучно ахать, но Син снова и снова без труда отражал их.
— Ну, Маллорен! — Форт вдруг отступил и широко улыбнулся. — Превосходно, чтоб мне пропасть! Ты просто мастер фехтования!
— Ты тоже… довольно опытен, Торнхилл, — сказал Син, опуская шпагу.
— Брось! — засмеялся Форт. — Ты же мог в любой момент обезоружить меня или поцарапать.
