По легкому подрагиванию красиво очерченных губ незнакомца Порция поняла, что ее затруднительное положение доставляет, ему явное удовольствие, и ей захотелось вцепиться ногтями в это наглое, но действительно прекрасное лицо. Ни один смертный не имеет права быть столь похожим на Люцифера и особенно этот негодяй, так беспардонно вломившийся в чужой дом.
— Кто вы такой? — спросила Порция.
— Брайт Маллорен, но отнюдь не к вашим услугам. А кто вы?
— Это, сэр, вас совершенно не касается. Порция попыталась подняться, но Брайт еще крепче прижал ее к полу.
— Тогда я буду называть вас Ипполитой, королевой амазонок, — сказал он, откидывая прядь волос, упавшую ей на лицо. Нежность, с которой он это сделал, смутила Порцию. Такая же нежность прозвучала и в его голосе, когда он спросил:
— Вы всегда сражаетесь с теми, кто сильнее вас, Ипполита?
Волосы Брайта растрепались и прядями свисали на лицо, что делало его несколько менее загадочным и жутким.
— У меня был пистолет, — напомнила Порция.
— И тем не менее, — заметил Брайт с усмешкой.
От такой наглости Порция чуть не залепила ему пощечину. Он еще смеет усмехаться!
— Немедленно дайте мне подняться, — приказала она, отчеканивая каждое слово.
— Не раньше, чем получу вознаграждение.
— Вознаграждение? — Впервые Порция по-настоящему испугалась. При звуках разбитого стекла ее охватила тревога; при виде темной фигуры, идущей ей навстречу по коридору, она испытала мистический ужас, но только сейчас, осознав, что находится в полной власти этого человека, почувствовала настоящий страх. По природе она была не робкого десятка, и в детстве ее даже считали сорвиголовой, но ей еще ни разу не приходилось сталкиваться с грубой мужской силой.
— Да, вознаграждение, — повторил Брайт с нежностью в голосе, которая ничуть не успокоила Порцию — ее сердце продолжало биться еще сильнее.
Она не могла отвести взгляда от серег Брайта — небольших, но усыпанных прекрасными драгоценными камнями. Носить серьги мог позволить себе либо отъявленный повеса, либо очень богатый человек.
Она явно находилась во власти богатого, беспутного повесы.
Брайт улыбнулся подлинно дьявольской улыбкой.
— Я всегда требую вознаграждения от женщин, которые пытаются убить меня, — сказал он.
Порция стала отчаянно вырываться, но ее руки запутались в трех окутывавших ее шерстяных шалях. Наконец ей удалось скинуть их, но Брайт мгновенно мертвой хваткой сжал ей запястья.
Порция попыталась освободить руки, но Брайт только крепче сжал их.
— Мне больно! — закричала Порция.
— Тогда перестаньте сопротивляться.
— Я закричу.
— Попробуйте. Любопытно услышать, как вы это делаете.
Порция вся кипела от возмущения, но ее страх постепенно исчезал, как исчезает вода во время морского отлива. Стоит ли ей бояться этого человека? Он не причинил ей пока никакого вреда.
Она внезапно почувствовала, что его тело уже не давит на нее с прежней силой и что она согрелась под ним, хотя несколько минут назад у нее зуб на зуб не попадал. Ее ноздри уловили исходящие от него едва ощутимые запахи: что-то похожее на лаванду — ею скорее всего были пропитаны кружева, и тонкий аромат мужского одеколона, совсем не похожего на те, какими отбивают запахи немытого тела или тяжелой болезни.
— Неужели вам удастся выдавить хоть одну слезинку? — спросил Брайт, заметив, как подозрительно заблестели глаза его жертвы.
Порция немедленно взяла себя в руки и снова попыталась вырваться, но хватка Брайта не ослабевала.
— Вам не кажется, что у меня достаточно причин, чтобы заплакать? — спросила она.
— По-моему, вы не из породы плакс, моя амазонка. Разве только, когда вы пользуетесь слезами как оружием.
Брайт нежно поцеловал ее.
За все двадцать пять лет своей жизни Порция впервые ощутила, что такое настоящий поцелуй. Она впервые лежала распростертой под тяжестью мужского тела, и его руки нежно поддерживали ее голову, срывая с губ поцелуй.
Блаженство разлилось по телу Порции. Готовая к самому худшему, она не ожидала такой нежности и чуть было не поддалась порыву, но, вовремя вспомнив, что перед ней враг, взяла себя в руки и лежала холодной и безучастной.
Брайт откинулся назад и с некоторым сарказмом спросил:
— Если я отпущу вас, моя воительница, разрешите ли вы мне забрать бумагу? К вам она не имеет ни малейшего отношения.
— Нет!
Брайт рассмеялся, вскочил на ноги и помог Порции подняться. Пока она приходила в себя и собирала разбросанные по полу шали, он стороной обошел ее и легко взбежал по лестнице.
— Стойте!
Путаясь в длинной юбке, Порция бросилась догонять его, громко стуча каблуками по деревянным ступеням.
Брайт двигался с уверенностью человека, хорошо знавшего дом, и направился прямо в заднюю комнату.
Нет, по-видимому, он совсем не знал дома, иначе не пошел бы в пустое, лишенное всякой мебели помещение. Возможно, он вообще ошибся домом.
Порция влетела вслед за ним, ухватив его за полу плаща.
— Ну что, убедились? Здесь ничего нет! Совершенно пусто.
Брайт сбросил тяжелый шерстяной плащ на руки Порции и направился к камину. Кинув плащ на пол, она последовала за Брайтом и, забежав вперед, распростерла перед камином руки.
— Ни шагу вперед! — бросила она.
Брайт остановился всего в нескольких дюймах от нее, и внезапно Порция поняла, что ведет себя довольно глупо.
В комнате было два высоких незашторенных окна, и лунный свет беспрепятственно проникал сквозь них, позволяя Порции получше разглядеть незнакомца. Под темным жакетом и кожаными бриджами угадывалось мускулистое, поджарое тело. Красивое лицо было сильным и волевым — такой человек не свернет с намеченного пути, пока не достигнет желаемой цели, а сейчас этой целью был камин, который она закрывала своим телом.
Порция перевела дыхание, надеясь, что не выглядит такой испуганной, какой чувствовала себя в глубине души.
Мать Порции часто плакала из-за вспыльчивого характера дочери, объясняя все его изъяны неудачным именем, выбранным для нее отцом. Ханна Апкотг не сомневалась, что имя Порции не что иное, как вызов судьбе, и что оно навлечет множество бед на голову дочери. Она настояла, чтобы ее вторая дочь была названа спокойным, именем Пруденс.
Ханна нередко предостерегала дочь от безрассудных поступков, не уставая повторять, что тот, кто испытывает судьбу, рискует потерять все. Сейчас Порция ясно осознавала, насколько права была мать, но что-то мешало ей отступить назад.
