Огонь вспыхнул в глазах Порции, и она начала яростно отбиваться. Брайт подстрекал ее, и она пустила в ход ногти, пытаясь выцарапать ему глаза. Ее гнев был неподдельным, и Брайт получил множество царапин и синяков, что совсем не смущало его, но когда, воспользовавшись его доверчивостью, она ударила его коленом в пах, он чуть не взвыл от боли.
— Оказывается, ты кое-что знаешь, моя дорогая. Кто научил тебя этому?
— Форт! Тот самый, который нашел бы лучший выход из положения, чем этот.
Если раньше Брайт старался не быть грубым, то теперь он безжалостно пригвоздил ее к кровати.
— Так, значит, ты ему во всем веришь? — прошипел Брайт. — Он твой любовник?
Оскалив зубы, Порция изо всех сил пыталась сбросить его.
— Ты… ты… гадина.
Брайт чуть не рассмеялся: весь ее гнев вылился в такой ничтожный эпитет.
— Гадина я или нет, но тебе придется иметь дело со мной.
— Я ненавижу тебя.
— Нет, не меня. Ты ненавидишь мой мир.
Брайт приблизил губы к ее губам, имитируя поцелуй.
— Не забудь о пари, Ипполита.
Лицо ее стало безвольным, и она прошептала в ответ:
— Я не игрок. Я ненавижу всякие игры.
— Вы играете с огнем, дорогая амазонка. Все, что происходит сейчас с нами, — не более чем спектакль, но для того, чтобы я заставил вас хотеть меня, вы не должны так меня ненавидеть.
— Хотеть вас? Да вы, должно быть, сумасшедший!
— Похоже, так считает весь свет. Так вы согласны?
— Но как я могу не ненавидеть вас?
— Это не по-христиански, а вы ведь настоящая христианка, не так ли? — проворчал Брайт. — Молитесь, и вам удастся преодолеть этот грех.
Порция затихла, хотя и была полна негодования.
— А если я подыграю вам, что выиграю я сама?
— Свободу ненавидеть.
— У меня она есть и сейчас.
Слова Порции задели Брайта за живое, но он надеялся, что они вызваны страхом. Он ослабил объятия и погладил ее по выпуклой щечке.
— А что вы хотите взамен, моя маленькая воительница? Порция сбросила со щеки его руку.
— Свободу от вас. Навсегда.Никогда не видеть вас снова. Никогда не слышать ваш голос. Хочу, чтобы вы никогда не прикасались ко мне.
Превозмогая душевную боль, Брайт спокойно ответил:
— Ставки и в самом деле очень высоки. В таком случае я должен поднять и мои. Если я выиграю, вы не должны отказываться видеть меня, слышать меня; должны позволить мне прикасаться к вам, как обычно джентльмен прикасается к леди. Согласны продолжать игру на этих условиях?
Порция с минуту смотрела на него, взвешивая все за и против, и утвердительно кивнула.
— Приступайте к самому худшему, — сказала она.
— Разрешите дать вам совет, — сказал Брайт, игнорируя ее слова. — Самое глупое в любой игре — уверенность, что у вас на руках выигрышные карты, особенно тогда, когда вы не знаете правил игры.
Порция безразлично пожала плечами, но было заметно, что она разозлилась.
Ее злость не удивила Брайта, и он громко рассмеялся, чтобы разозлить еще больше.
Он хотел ее, хотя отлично понимал, что в сложившейся ситуации его желание глупо, но ее сопротивление, ее мерцающие под позолоченной маской глаза, ее строптивость, наполняли сладкой болью все его тело.
Он внимательно осмотрел ее длинный, темный парик, пухлые щечки, нанесенную на лицо косметику, пытаясь почувствовать ее всю. Да, это была самая настоящая Порция — ее глаза яростно сверкали, рот был раскрыт, обнажая зубы, маленькие груди заострились, как бы прося приласкать их.
О Боги!
Играя на аудиторию, он попытался поцеловать ее, но она плотно сжала рот.
— Не забывайте о двенадцати сотнях гиней, — прошептал Брайт. — Сейчас вы должны сопротивляться. Мне пора начинать соблазнять вас.
У Порции от страха задергалось лицо, в глазах промелькнуло сомнение. Брайт видел, что она все еще не доверяет ему.
— Верьте мне, — прошептал он, понимая, что слишком много от нее требует. Выражение ее лица говорило, что она готова убить его.
С коротким смешком Брайт скатился с постели и начал разыгрывать новую сцену. Кусочек голого тела взбодрит зрителей и произведет должный эффект на Порцию. Он снял пиджак, шарф и рубашку, для большей наглядности вытащил из волос ленточку и растрепал их.
Сидя на коленях, Порция наблюдала за его действиями. Тело ее напряглось.
— Что вы делаете? — спросила она. Подушечки за щеками меняли ее голос, но все же он оставался твердым, скорее похожим на голос самой Порции, чем на голос четырнадцатилетней девочки.
— Боишься, что красота моего тела подействует на тебя, деточка? Неужели тебе не интересно увидеть голым своего первого мужчину? Хочешь еще что-нибудь посмотреть?
— Нет! — в ужасе закричала Порция, отодвигаясь подальше.
Чтобы подразнить ее, Брайт расстегнул одну пуговицу на поясе, и Порция в страхе отвернула голову. Стараясь не рассмеяться, Брайт посмотрел на нее: только Порция могла вести себя так.
Сейчас он ясно видел, что Порция — его судьба, и с восторгом принимал такую судьбу со всеми ее рытвинами и ухабами. А впереди их будет очень много. Завоевать сердце Порции — дело непростое, но если он даже завоюет его и она станет его женой, впереди его ждет немало трудностей. Его будущее связано с проектом Бриджуотера, и он должен жениться на деньгах. Если он этого не сделает, то потеряет все. Не исключено, что брат лишит его содержания, а это уж совсем плохо.
Сама же Порция не только не имеет за душой ни пенни, но представляет собой бездонную бочку для исчезновения денег. Если он не выиграет это пари, она сразу обойдется ему в кругленькую сумму, а уж когда они поженятся, ему придется выкупать ее имение и постоянно вытаскивать из долгов ее брата. Надо полагать, что и остальные члены ее семьи обойдутся ему недешево.
Однако Брайт готов был пойти на это. Это его судьба. Стрела Купидона угодила прямо в сердце. Он не понимал, как такое могло с ним произойти, но ясно видел, что они связаны с Порцией отныне и навсегда. Форт полагал, что заманил Брайта в ловушку, но он просто подтолкнул его к свершению неизбежного.
Брайт приказал себе сосредоточиться на спектакле, который он и его будущая невеста обязаны разыграть… Он должен действовать так, чтобы не пострадало ее самолюбие и присутствующие не узнали, кто она на самом деле.
Брайт бросился на кровать, обнял Порцию за талию, перевернул на спину и подмял под себя. Почувствовав на себе его полуобнаженное тело, она начала яростно сопротивляться.
