Боже! Воплощение порока!
Возможно, этим и объясняется такое возбуждение. Перекрывая любовь и вожделение, грохочут дикие барабаны запретного. Казалось, даже воздух насыщен пороком.
Видимо, Форт почувствовал то же. Он поднял глаза, продолжая распускать шнуровку корсета, и улыбнулся, глядя прямо в глаза ее отражения.
— Думаю, ты права, капризная Лизетт, насчет маски. Костюмы придают всему особую остроту, верно? Но с другой стороны, ты невинна…
Опять этот вопрос. Как, наверное, она озадачивает его.
— Я девственница, — сказала она, не отводя глаз. — Но в данный момент не чувствую себя невинной.
— Утром ты определенно не будешь ею. Это я тебе обещаю. — Он расслабил шнуровку достаточно, чтобы приспустить корсет с плеч, освободив ее грудь. В сущности, жесткий корсет оказался как раз под грудью и поддерживал ее так, что соски гордо поднялись, натянув тонкий шелк. Она инстинктивно прикрыла их руками.
Рассмеявшись, он ущипнул ее за шею.
— Приголубь их, Лизетт, пока я не сделаю всю тебя девственно белой.
Бант на нижней юбке поддался решительному рывку, и она алым облаком опустилась к ее ногам. Он убрал ее руки от груди, и корсет последовал за юбкой.
Теперь она была, как он и сказал, девственно белой: с напудренными добела волосами, в белой маске, со сливочно-бледной, не тронутой солнцем кожей истинной леди, в тонкой, как паутинка, шелковой сорочке, доходившей до колен.
Даже чулки были белого цвета. Белое кружево для новобрачной, думала она, покупая их несколько лет назад. Этим вечером она натянула их не без вызова, но теперь они оказались удивительно кстати.
И туфли тоже белые, за исключением позолоченных каблуков.
Только ее губы и просвечивающие через тонкую ткань соски — единственные цветные пятна. Если не считать цветом черный. Граф возвышался за ее спиной весь в черном, подобно тени. Или дьяволу.
Или любовнику из самых темных глубин ее снов.
Она вздрогнула, но не от страха. Ее охватила дрожь, когда она увидела выражение его глаз. Какая женщина не пожелает, чтобы любовник так смотрел на нее.
Он положил ладони ей на талию — сумеречные тени на бледном фоне — и провел ими по ее бокам вверх и вниз, прихватывая за собой тонкий шелк. Эльф зачарованно наблюдала, как поднимается подол ее сорочки, открыв взгляду вначале подвязки, отороченные белыми бутонами роз, а затем ее бледные бедра.
Она предполагала, что будет раздеваться, но не представляла себе, что так. Медленно и сладострастно. Накрыв ладонями его руки, она смело встретила в зеркале его взгляд. Граф лишь улыбнулся и убрал руки. Сорочка опять опустилась до колен, и она с идиотской поспешностью расправила ее. Когда Эльф снова посмотрела в зеркало, он был совершенно обнажен и без маски.
— Так лучше? — спросил он.
Он все еще стоял позади нее. Когда она попыталась повернуться, он удержал ее, поэтому ей были видны только его плечи и обнимавшие ее руки. Загорелые мускулистые руки, менее смуглые ближе к плечам. Должно быть, он проводит много времени на солнце, закатав рукава. Наверное, в конюшне. Ей захотелось увидеть его при солнечном свете, занятым обыденными делами..
Форт притянул ее к себе, и она ощутила через тонкий шелк тепло его тела и прикосновение твердой, горячей плоти внизу.
На мгновение ей стало страшно, и она затрепетала, но волна наслаждения, хлынувшая вслед за испугом, вытеснила все сомнения. От волнения наслаждение стало только полнее.
Как странно, что можно испытывать такое удовольствие просто от объятий, ведь он едва касается ее. Прижавшись подбородком к ее напудренным волосам, он слегка покачивался с невозмутимым видом, вполне владея собой.
— Ну, Лизетт, признавайся. Как далеко ты намерена зайти?
От такого немыслимого вопроса характер Маллоранов взыграл в Эльф, и она ответила:
— До конца.
Он иронически приподнял брови:
— Сегодня ночью твои желания для меня — закон. Но мной движут филантропические соображения. Я намерен доставить тебе наслаждение и ничего более. Когда тебе станет неприятно, скажи мне.
— И вы остановитесь? — Она нисколько в это не поверила.
— Да, остановлюсь, — ответил он, не разжимая объятий и продолжая покачиваться в одном с ней ритме, сводившем ее с ума. — То есть перестану делать то, что тебе не нравится. Уверен, что всегда смогу придумать что-нибудь более приятное, моя бесстрашная авантюристка.
Эльф ничуть в этом не сомневалась. Ей, например, нравилось, как он ее обнимает, словно баюкает. Неделю назад она и вообразить не могла, что Форт может быть таким искусным любовником. Из того немногого, известного ей об этих делах, следовало, что большинство мужчин действовали более прямолинейно. Она полагала, и он такой же, как все. Но теперь Эльф не знала, чего ждать, ощущая тревогу и приятное волнение.
Наконец-то на ее долю выпало настоящее приключение!
— Смотри в зеркало, — сказал он и исчез из виду.
Несмотря на искушение обернуться, Эльф послушно стояла, глядя перед собой, пока он снова не появился в зеркале и поставил рядом с ней обитую мягкой тканью скамью. Она бросила озадаченный взгляд вниз, но в этот момент его руки опять обвились вокруг нее.
Он нежно погладил ее через шелк, скользнув правой рукой вниз по бедру. Эльф перевела взгляд с его рук на улыбающиеся глаза, не сводившие с нее взгляда. Затем, просунув руку под колено, он приподнял ее ногу и поставил обутую в туфельку ступню на скамью. У нее перехватило дыхание, когда ее легкая сорочка соскользнула, обнажив полностью бедро.
Эльф подавила инстинктивный порыв прикрыться, расслаблено прислонившись к нему спиной в ожидании, что будет дальше.
Форт обвел пальцем украшенные цветами подвязки, завязанные под коленом, но не стал их развязывать. Вместо этого его смуглая рука, поглаживая, двинулась вверх по ее бледному бедру.
— Помнишь, я говорил тебе, как восхитительны шелковисто-кремовые бедра женщины?
Эльф словно в трансе наблюдала за его рукой, захваченная тем, что видит, и находясь во власти сладкого томления.
— Теперь ты сама видишь то, что я нахожу таким восхитительным, — проворковал он прямо ей в ухо. — Женщина, свободно отдающаяся своим чувствам. Попробуй прибавить к этому ощущения, которые я испытываю, прикасаясь к твоей коже. — Его длинные загорелые пальцы, танцуя, все выше поднимались по внутренней стороне ее бедра. — Особенно здесь.
Эльф задохнулась и протянула было руку, чтобы остановить его, но он схватил ее другой рукой за запястье.
— Не надо. Не сопротивляйся, если ты не собираешься останавливать меня. Попытайся почувствовать то, что ощущаю я, Лизетт.
Сладострастное проникновение в наиболее чувствительное место — вот на что это похоже.
