— Это, — проговорил он нетвердым голосом, не входило в программу сегодняшней ночи.
— Ты уверен? — поддразнивая, спросила она. — Ты обещал мне нечто незабываемое.
— Я обещал тебе ад, помимо всего прочего, но это не совсем то, что я имел в виду. — Он теснее прижал ее и поцеловал в щеку. — С тобой все в порядке? У тебя еще должно побаливать.
— Немного. Все прекрасно. — Этот нежный поцелуй растрогал ее. Она чуть не сказала, что любит его.
— И не имеешь ни малейшего желания выпустить пары?
— Какой в этом толк?
— Ты редкая женщина, Лизетт.
— Не хочешь ли ты сказать, что женщины не способны переносить трудности? — Она продолжала дразнить его, но спрашивала серьезно.
— Надеюсь, ты не одна из тех женщин, которые считают, что нет никакой разницы между полами!
— О, я признаю, что есть определенная разница. — Она до того осмелела, что дотронулась до его теперь такой мягкой плоти. — Но не во всем.
Он схватил ее за руку и притянул к себе, чтобы поцеловать.
— Не играй с огнем, моя сладкая, иначе завтра ты не сможешь ходить. — Он потер их сцепленными руками по своей щеке и улыбнулся. — А где твоя маска?
О Господи!
— Они ее срезали.
— Я рад. — Он обвел контуры ее лица, как будто мог видеть пальцами. Она от души надеялась, что это невозможно. — Мы теперь оба, я бы сказал, в чем мать родила. Это справедливо. И вообще мне здесь начинает нравиться.
Эльф отстранилась.
— Не говори глупостей. Нам надо выбраться отсюда. — Она вспомнила, что должна вернуться домой к завтраку, чтобы избежать полной катастрофы.
Он помог ей высвободиться от его рук и ног, и вскоре они стояли в гробу, держась за руки, — единственная реальность друг для друга.
— Ты прекрасно говоришь по-английски, — заметил он.
О Боже!
Теперь Эльф поняла, что с момента похищения она инстинктивно перешла на родной язык. Они все время перешептывались, и совершенно очевидно, что пока еще он не узнал ее голоса.
В такой опасной ситуации это не имело значения. Кроме того, они обрели нечто ценное, братство, основанное на общих испытаниях. Она не допускала мысли, что можно разрушить все их семейными проблемами.
— Мерси, — продолжила она с французским акцентом. — Полагаю, меня неплохо учили.
— Тебя учили очень хорошо, моя сладкая, но какому языку? Я всегда считал, что в чрезвычайных ситуациях люди говорят на своем родном языке. — Его пальцы нашли ее щеку, и он легко поцеловал ее в губы. — Можешь пока оставить при себе свои секреты, Лизетт, — добавил он по-французски. — Первое, что нам надо сделать, это выбраться отсюда.
Эльф возблагодарила Господа, хотя в его пока ясно угадывалось предостережение.
К несчастью, этой ночью Лизетт должна исчезнуть. Она планировала приключение на одну ночь, но теперь едва ли сможет выдержать до утра.
Что произойдет, если девушка во всем признается? Сможет ли граф отказаться от злобы и ненависти? Человеку, которого она узнала сегодня ночью, неведомы эти пагубные чувства.
Он отпустил ее руку, и теперь она могла его только слышать.
— Пол выложен плиткой.
Отложив на время безрадостные раздумья, Эльф выбралась из гроба и направила все усилия на то, чтобы сориентироваться.
— Не могу больше выносить эту темноту. Я согласна даже на клочок ночного неба в окне.
— Или шум. Если это гостиница, то удивительно тихая.
— Но сейчас глухая ночь.
— Все равно.
Эльф встала. Один чулок съехал вниз, напомнив ей, насколько неприлично она одета. Девушка принялась шарить в гробу в поисках подвязки и налетела на Уолгрейва.
— Извини.
Стараясь сохранить равновесие, она дотронулась до чего-то мягкого.
Эльф быстро отдернула руку. Это были интимные части его тела! Почему-то коснуться их случайно показалось ей непристойным, а трогать сознательно — нет.
Форт фыркнул и, нащупав ее руку, притянул к себе. К ткани.
Он вложил что-то в ее руки, и она догадалась, что это монашеская накидка.
— А тебе она не нужна? У меня есть сорочка.
— В темноте я обойдусь без единой нитки. Надень ее.
Мысль о том, что он расхаживает в темноте абсолютно голый, странным образом повлияла на способность Эльф держать равновесие. Она с трудом устояла на ногах, пока надевала накидку.
Одеяние обволокло ее, мягкое, и теплое. Она двинулась назад за подвязкой и чуть не упала, споткнувшись о подол.
— Ой, слишком длинная.
Он нашел ее в темноте и занялся подолом.
— Так и есть. Насколько мне известно, здесь нет ножа, придется оборвать. Если бы был шнур, мы бы подвязали ее повыше.
Эльф сняла накидку и вернула ему. Он отошел, но она не услышала шороха одежды.
— Ты не надел ее?
— А зачем? — В его голосе звучал смех.
— Ну, чтобы я случайно не задела чего-нибудь.
— Я ничего не имею против.
— Но я имею!
— Примите мои извинения, мисс Утонченность и Этикет. — Послышался шорох. — Все. Теперь я надежно прикрыт.
— Благодарю. — Эльф слышала свой до смешного добропорядочный тон, но ничего не могла с собой поделать. Мысль о том, что он непринужденно разгуливает нагишом, волновала ее.
— А ты?
— Что — я?
— Ты прилично одета?
Очередное напоминание возымело действие. Эльф быстро нашла подвязку и надежно закрепила чулок. Затем она завязала ворот сорочки, чтобы он не болтался на середине груди.
Девушка снова содрогнулась при мысли, в каком виде она предстала перед похитителями.
— Пока это все, что можно сделать, — пробормотала она.
Ах, если бы она оказалась менее порочна и надела сорочку и чулки из хлопка, замышляя это приключение! Но нет. Ей понадобилось нацепить тончайшую шелковую сорочку и нелепые кружевные чулки. Ощупывая себя, Эльф обнаружила, что сорочка порвана в нескольких местах во время похищения и громадный треугольный лоскут вырван, обнажив ее бок.
О, все что угодно за булавку!
Решительно отбросив запоздалые заботы о приличиях, она принялась обследовать шаг за шагом их беспросветную тюрьму.
— Интересно, почему они вообще захватили эту накидку? — проговорил он явно из другого конца помещения.
— Возможно, чтобы нести тебя. Меня перекинули через плечо, но ты слишком тяжелый.
