— Помогу.
— Обещай.
Хриплым шепотом Ней ответил:
— Обещаю.
Вейрун поднялся на ноги и одной рукой поднял на ноги Нея. Своей рукой дух затем дотронулся до своей груди и достал оттуда ключевой камень. Камень сверкал и сиял внутренним огнем, мгновенно превратившись из безжизненного в сверкающую драгоценность. Вейрун протянул камень Нею и впихнул ему в руки. Потом легонько подтолкнул его, и Ней волчком отлетел от моста.
Камень за камнем вейрун начал разрушаться. Позади него мост разошелся в своей самой верхней точке. Обелиски зашатались и упали, при своем падении высекая огонь. Исчезли из виду целые куски дорожного полотна. Воздух заполнили треск и грохот ломающегося строительного раствора и расщепляющихся камней. Разрушение шло все быстрее и быстрее, захватывая уже куски дороги. Камни каскадом летели в темное ущелье внизу, подпрыгивая и толкая друг друга.
И наконец рухнули последние куски, представлявшие собой тело вейруна, увлекая за собой трупы бормокинов и остатки гравия. Даже массивные каменные опоры моста вырвались от земли, осыпая нас грязью и кусками дерна. Когда они шлепнулись в ущелье, они вывернулись из каменных откосов и ударили по опорным столбам. Камни опор переломили столбы пополам, разбрасывая обломки камней, как сеятель разбрасывает семена.
— Ну, — фыркнул Скрейнвуд, — по крайней мере, дело сделано.
Я прошел мимо принца и опустился на колени возле Нея. Он прижимал к груди сияющий ключевой камень, явно не замечая, что сидит в луже.
— Тебя не ушибло?
— Его звали — то есть зовут — Цамок. — При этих словах Нея свет камня чуть потускнел. Ней улыбнулся и кивнул, как будто услышал слова, неслышные мне, потом обратил взгляд на меня. — Немного промок, немного опустошен. Вот так.
Я взял его за одну руку, Ли — за другую. Мы заставили его встать. Я слабо улыбнулся ему:
— Я понял про опустошенность. Я и сам ее чувствую.
Подошел принц Август, положил правую руку на плечо Нея:
— Всегда помни, что ты спас много жизней.
— Это он спас, — у Нея раздулись ноздри. — Когда эта война закончится, победителям воздадут почести. Смотрите же, не забудьте тех, кто принес жертвы, чтобы дать вам победить.
Принц Август кивнул и в молчании отправился назад к пещере. По его лицу я понял, что он близко к сердцу принял слова Нея. За ним шел Скрейнвуд, и хотя почти все его лицо было под маской, но его ухмылка и то, как он нес скальп бормокина, подсказали мне, что если он и слышал слова Нея, то их не помял.
Только позже я смог понять, почему ему тогда надо было во что бы то ни стало разрушить мост.
Глава 26
Обратный путь на корабль был намного легче, ведь скатываться по веревкам — это не карабкаться наверх по скользким скалам. На обратном пути мы все больше молчали. В момент отплытия я скорчился на носу корабля, у вельсов, и дрожал, но не от холода или дождя.
Интересно, отметил я, что у меня не возникает сомнений, правильно ли мы поступили. Воинов-авроланов надо было уничтожить. Мост должно было разрушить. Мы сделали единственное, что могли сделать для спасения людей Крозта и Сварской. Наши действия в данный момент и в данном месте все же спасли бесчисленные жизни — те жизни, которые бы с радостью отняло войско авроланов.
И все же нехорошо, что я почувствовал восторг, убивая других, ощутил власть над ними. Конечно, каждая слышанная мной история о героях воспевала их триумф, — но такое впечатление производили только песни и рассказы, творцы которых, вероятно, никогда не знали того героя, плоды трудов которого они… ну, потребляли. Эти рассказы и песни делали поступки и чувства воспеваемых ими более значительными, чем на самом деле.
У фальшборта рядом со мной тяжело опустился Ли, его ножны с мечом торчали между коленей. Эфес доставал до головы, кончик меча уткнулся в неровный настил палубы. Руками он держался за перекрестье меча. Лицо его снова обрело сероватый оттенок. Единственным ярким пятном на нем были еще не смытые дождем следы крови.
— Готов поспорить, ты уже состряпал поэму о сражении у моста Радуйя.
— Ты пробовал когда-нибудь найти рифму к слову «сражение»?
— Нет.
— Это еще труднее, чем к слову «битва». — Он потер лоб правой рукой. — Хокинс, там, на мосту…
— Да брось ты.
— Да нет, я просто должен. — Голос Ли замер, как будто он обессилел. — Ты спас мне жизнь. И чуть не погиб при этом.
Я передернул плечами:
— Да, немного побаливает. Меня шкура спасла.
— Послушай, Хокинс, прошу тебя. — Он глубоко втянул в себя воздух. — Когда ты меня отпихнул в сторону, я, признаюсь, поначалу не врубился. Каким-то краем сознания воспринял это как нападение на меня. Ты причинил мне боль. Ты меня предал. Нет, постой, дай досказать. И когда я вскочил, мне захотелось тебе за это отплатить. Хотел тебя наказать. Тут завыли бормокины, и я понял, откуда идет угроза. Тогда и кинулся на них. — Темный цвет его маски составлял резкий контраст с пронзительной синевой глаз. — Это Теммер меня заставляет так поступать. Он ускоряет мои движения. Он придает мне уверенности в себе. Это он делает меня героем.
Я толкнул его левым плечом:
— Ты и до того был героем, Ли. Помнишь, в Западном лесу ты привел людей нам на помощь? Ты напал на темерикса и спас жизнь Нею.
— Слышу, слышу, но в душе я никогда не считал себя героем. Я вызвался побежать за помощью, потому что боялся оставаться на том месте, с вами. А на помощь Нею я бросился, потому что представил, что будут говорить, если он погибнет, а я ему не помогу спастись. — Ли прислонился головой к деревянным вельсам. — Тогда мной руководила не храбрость, а трусость. А когда мне в руки попал Теммер, она исчезла. Почти совсем.
— Как это — почти совсем?
— Не помнишь предсказания? — Ли похлопал по ножнам и Теммеру. — В последней своей битве я погибну.
— Ну да, но ведь твоя последняя битва будет, когда ты состаришься и праправнуки будут драться за право посидеть у тебя на коленях, чтобы послушать твои рассказы.
Ли засмеялся каким-то неестественным смехом:
— Да, Хокинс, неплохо бы, но все будет не так. Видишь ли, друг, этот клинок ударил мне в голову. Он пожирает меня. В Атвале я всех спас, это верно, но теперь из-за него на меня смотрят как на чудо. В Атвале я зарезал десять бормокинов, а теперь вот думаю — разве настоящий герой не должен зарезать как минимум дюжину? Смогу ли я затмить отца или героев Великого Бунта? Этот меч толкает меня вперед, придает мне бесстрашие. И вынуждает быть безрассудным.
Я обернулся к нему:
— Ну так выбрось его.
— Не могу.
— Можешь.
— Нет! — Он сощурился и стал гладить эфес меча. — Без него я стану ничем.
