Он медленно кивнул:
— Какое это имеет значение, если мы должны любой ценой добраться до крепости Дракона?
— Возможно, вы правы.
Я встряхнул головой:
— Настоящее имя? О чем вы?
Лорд Норрингтон рассмеялся и, проходя мимо меня, игриво взъерошил рукой мои волосы:
— Твои познания о мире, Хокинс, восхитительны, но они неполны. Я тебе доверяю, и в ответ на твой вопрос когда-нибудь ты узнаешь эту тайну. Когда будешь к этому готов. — Он взглянул в морскую даль. — Вейрун готов нас впустить. Вперед.
Глава 29
Мы покидали горящий город Сварскую. Наступили сумерки, и я до сих пор помню то незабываемое зрелище — как принц Кирилл стоял на корме, на фоне зарева. По краю берега, у самой воды, бормокины и вилейны плясали и скакали, хотя трудно было сказать, радовались ли они победе или же злились, что мы для них недосягаемы. Один отряд бормокинов помчался по волнорезу, надеясь достать нас, и этим они дали стрелкам-окраннельцам из Почетной гвардии принца последнюю возможность отомстить. Стрелки сбили выстрелами многих, и это была еще одна жертва для мокрых объятий Таготчи.
Попутный ветер позволял нам идти с предельной скоростью в направлении крепости Дракона. Таготча сделал наш путь настолько гладким, что даже Ли больше не страдал от морской болезни. Он был еще слаб и опирался на Теммер, как на костыль, но к нему частично вернулось его остроумие. Он развлекал окраннельцев-солдат в средней части судна своей поэмой о темериксе и даже экспромтом придумал несколько рифм к их именам.
В сумерках на второй день мы уже оказались очень близко от Воркеллина. Лорд Норрингтон приказал вести корабли к северной части этой страны, опасаясь, что могут появиться какие-нибудь военные корабли авроланов из гаваней острова, но Таготча так направил течения, что мы легко проскочили через буруны, обрушивающиеся на пляжи Воркеллина. Однако он не подпустил нас ближе к берегу, так что у нас не оказалось возможности высадиться на остров.
Я, как и все на флоте, знал, что нечего и мечтать о высадке войск на Воркеллин. Не говоря уж о том, что мы не имели представления, сколько и каких вражеских войск там находится, освобождение острова не сняло бы осаду крепости Дракона. Любые военные действия на острове, даже если бы они завершились полным успехом, были бы бесплодной победой.
Но, осознавая все это, я очень хотел рискнуть. Мне казалось, что это было бы моим ответом на обещание Резолюту, хотя я знал, что один ничего не добьюсь. И другие с тоской глядели на берег, некоторые — со страхом, но никто не страдал больше, чем Сит.
— Таготча подогнал нас так близко назло мне, — Сит опиралась о верхушку мачты «Непобедимого», ее черные волосы рассыпались по плечам, — потому что я показала ему свое презрение, и теперь он хочет разбить мое сердце.
Я стоял рядом с ней, сжавшись под холодным бризом, и изучал остров, который когда-то был ее домом. Его трудно описать, потому что многое я воспринимал под аккомпанемент ее печального голоса или затаенной тоски в ее глазах. По ее словам получалось, что лучше страны не найти. Понятно, что она рассказывала вовсе не о том, сколько приходится урожая на акр, или кубометров собранного лесоматериала, или сколько воды требуется для ведения хозяйства. Ей был нужен Воркеллин так же, как мне — воздух для дыхания и вода для поддержания жизни.
Сам по себе остров казался тенью того, что возникало из ее описаний. Весь он был черным, как склон холма после лесного пожара. С деревьев облетела листва, и хрупкие черные ветви угрожающе торчали в небо. Перед нашими глазами разворачивались долины, одна чернее другой; холмы, казалось, отбрасывают за собой черные тени. К морю по темным откосам скал сбегали ручьи, вода в которых была чернее скопившейся в трюмах судов.
Пока солнце освещало остров, не было заметно никаких признаков жизни, но с наступлением темноты земля ожила. По всему острову тускло засветились миллионы красных огоньков, как будто в сердцевине мертвых деревьев еще горели красные угли. Я вытянул руки вперед — не почувствую ли тепло? Но нет, рукам стало холоднее. По острову двигались какие-то фигуры, время от времени загораживая красные огоньки. С холмов раздавались ужасные крики, сопровождаемые рычанием. Но это не был благородный вой хищников или гордое победное рычание над пойманной добычей. Нет, в этих звуках слышался страх быть сожранным или страх, что отнимут пойманную добычу.
Воркеллин стал мертвой зоной, где царили грубость и жестокость.
Я погладил Сит по спине:
— Очень тебе сочувствую в твоей утрате!
Минуту она молчала, покусывая нижнюю губу, потом подняла глаза на меня. По щеке ее стекала одна-единственная слеза.
— Когда они пришли к нам, я была на три года младше, чем ты сейчас. Всего за несколько дней до того я прошла ритуал связи с родной землей. Сначала нам сказали, что мы можем не волноваться, что наши воины выстоят, но так говорили потому, что никто не мог поверить, что Крикук сможет долго продолжать осаду. Но его корабли все приходили, приставали на севере, и на юге, и на западе. Мы рассчитывали, что море послужит нам крепостью, но Таготча нас предал.
Мне поручили сестру и младшего брата, и я не отпускала их от себя. Мы уехали с большой флотилией. Нас увезли в безопасное место. Себция, Сапорция, Мурозо, торговые флотилии всех стран и даже рыбаки, те мужчины и женщины, которые никогда не приближались к Воркеллину, наслушавшись диких рассказов о том, что мы с ними сделаем, если поймаем за рыбной ловлей в наших водах, даже они пришли к нам на помощь.
Она засопела, и еще одна слезинка поползла из глаза. Я протянул к ней руку и стер эту слезинку.
— А Локеллин? Они дали корабли?
— Мне говорили, что они несколько кораблей дали, хотя локэльфы твердят, что их корабли были заняты — громили флот авроланов. Может, это и так, может, они помешали прийти подкреплениям армии Крикука на Воркеллин, но к тому времени было уже поздно. Нашу родину захватили, и началось ее осквернение.
Сит заставила себя чуть улыбнуться.
— Хочешь знать, почему большинство воркэльфов терпят такие условия жизни в человеческих городах, как в Низине? Почему мы называем себя человеческими именами? Потому что, спасая нас, люди проявили храбрость и доброту. Мы ценим эту честь и уважаем ваше понимание крайней необходимости.
— Не понял.
Тут она, в свою очередь, протянула руку и погладила меня по щеке:
— Долгая жизнь предоставляет эльфам достаточно свободного времени, так что они могут наблюдать цикличность событий жизни: время и явления приходят и уходят, как прилив и отлив. Мы ждем, пока не наступит самый подходящий момент для чего-то, а не хватаемся за простую возможность. Вот люди, например, работают, когда надо выполнить работу, и радуются, как легко у них это вышло, если работа сделана в нужный момент. Но они не выжидают, пока наступит соответствующее время. Воркэльфы не могут ждать, пока наступит лучшее время для возвращения им Воркеллина. Эльфы говорят нам, что сейчас не то время, а люди… ну, трудно понять, какая им выгода проливать кровь ради освобождения страны, на которую они не претендуют. У Резолюта нет особой надежды на успех кампании по освобождению Воркеллина. Вот лично я присоединилась к этому походу, сражаюсь вместе с тобой за спасение людей, потому что надеюсь, что вдохновлю и остальных оказать нам помощь.
