Женщина сотрясалась в рыданиях у Морозова на груди, а он никак не мог решить, что же с ней делать. Наконец, когда мелькнул любопытным огоньком глазок двери напротив, Юра втолкнул убитую горем соседку внутрь.
— Ну, давайте-ка на кухню, — сказал Морозов строго. — Живенько!
Лобик шустро юркнула в узенькую дверь и села на табуретку.
Юра поставил перед ней стакан с холодной водой. Женщина его выпила, постоянно всхлипывая и давясь.
— И что случилось?
Этот вопрос породил неостановимую лавину слов, понять что-либо из которой было решительно невозможно. Постоянно звучали: «Ой, спаси!», «Ой, беда, горе!» и бесконечные «батюшки».
Морозов налил еще стакан. Задумался. Выпил его сам. Потом открыл шкафчик, где стояли все спиртные запасы, и набухал по самые края водки.
— Пей! — гаркнул он в заплаканное лицо. — Разом и залпом! А то выгоню, на хрен!
Тетка схватила стакан, как утопающий тростинку.
После первого глотка зрачки ее расширились, но она продолжала мужественно пить обжигающую жидкость. Из глаз текли слезы.
«Действительно, видать, приперло», — подумал Морозов, на ходу прикидывая, что же такого ужасного могло случиться в жизни у обычной женщины. По всему выходило, что ничего особенного. Разве только сумку могли вырвать на улице или разрезать в трамвае. Но это не трагедия и даже, если вдуматься, не беда.
Когда граненый стакан бухнулся пустым донышком на клеенку стола, а соседка, широко раскрыв рот, пыталась восстановить дыхание, Юра приказал:
— Теперь коротко, по порядку, с самого начала.
Водка помогла.
Из рассказанного соседкой, Варварой Сергеевной Лобик, становилось ясно: в беду попала не она сама, но ее дочка, что было еще хуже. Соседка была матерью-одиночкой и дорожила дочерью как зеницей ока. Вся жизнь этой женщины была посвящена одной цели — благу ребенка.
Как следствие, девочка выросла черт знает кем. Женщина, может, и должна рожать, но воспитание — это тот процесс, где ей делать практически нечего. Морозов был в этом убежден и сплошь и рядом находил подтверждения своей теории. Ему казалось несправедливым и подлым взваливать на хрупкие женские плечи бремя ответственности за все будущее ребенка.
Девочка, не нуждавшаяся ни в чем, естественно, по достижении определенного возраста на мнение матери стала поплевывать. Варвара Сергеевна, женщина набожная, таскала девчонку в церковь, заставляла креститься, растолковывала, в силу своего разумения, противоречивость замшелых православных догм. Однако, видимо, так и не смогла объяснить, почему они едят мясо в Великий пост и почему надо ненавидеть эти «рожи по телевизору», хотя Христос заповедовал любовь и всепрощение. Соседка была обыкновенной пошлой псевдохристианкой из той породы, которая любит подглядывать в замочные скважины, злословить на соседей, красть по мелочи и до слез жалеть очередного Хосе Игнасио из очередного латиноамериканского сериала.
Именно такие, скорее всего, и войдут в рай, потому что Господь всегда таков, каково большинство его верующих. Соседкина дочка, как и все дети в «сложном» возрасте, была очень чувствительна к вранью. И боролась с ним своими методами. Заставить мать не врать она не могла. Ложь и лицемерие было у нее в крови. Тогда девочка, звавшаяся Дианой, решила найти тех, кто не врет.
И нашла.
Ребята, с которыми она познакомилась, ясное дело, не в церкви, были с ней предельно честны. Они называли вещи своими именами, и если уж им хотелось потискать Дианкины груди, то так об этом и говорили. Девчонка, шалеющая от новизны ощущений, обычно не возражала. Тем более что этот «грех» неоднократно сама наблюдала по молодости лет за матерью и соседом, у которого было трое детей и жена. Тоже, видимо, образцовый христианин.
Подростковый секс был нелепым, грубоватым и под пьяную лавочку. Но он был честным.
Кривая дорожка подвальных матрасов и лестничных обжималок привела Диану в компанию малолетних проституток. Этим бизнесом заправлял местный авторитетик с «романтическим погонялом» — Клоп. Надо отдать девочке должное, она быстро сообразила, что эта среда обитания не ее. Но, видимо, было поздно.
Несколько раз Диана приходила домой в синяках. Били сильно, но аккуратно. Лицо не портили, но ходить больно. Девочка лежала у себя в комнате, смотрела в потолок и никак не контактировала с окружающим миром. Потом она уходила, точнее, за ней приезжали.
Через некоторое время мать, осматривавшая тело девочки ночью, в одну из «отлежек» обнаружила характерные следы на локтевых венах. Еще не «дороги», но Варваре Сергеевне хватило. Она отрыдала ночь, а потом кинулась по лестничной клетке вверх. К единственному врачу, которого боялся весь подъезд. Боялся по непонятной причине: Морозов жил тихо, не буянил, не пил, никого за грудки не хватал. Тем не менее Юру старались обходить стороной. Вежливо и осторожно.
— Привет, — сказал Морозов, входя в комнату. Варвара Сергеевна, прижимая руки к груди, осталась в коридоре. Она снова начала рыдать, ее рыхлое тело крупно вздрагивало. В двухкомнатной квартире Лобиков было холодно. Через плохо заделанные окна ощутимо поддувало.
Диана не ответила. Она смотрела в потолок. Глаза широко раскрыты, не мигают. Белое одеяло едва заметно шевелится от дыхания.
Юра подошел ближе, заглянул девочке в глаза. На мгновение накатила дурнота. Он представил себе, что могли видеть эти глаза всего за семнадцать лет.
Он присмотрелся к зрачкам. Теоретически героиновый «приход» должен был уже отпустить, хотя дополнительные дозы могли храниться и дома.
— Извини, девочка, я тебя осмотрю. Не возражаешь?
Диана молчала.
Морозов осторожно снял одеяло. Обнажились худое плечо, рука и часть груди — маленькой и будто бы курносой. Сосок озорно смотрел вверх. Девушка никак не отреагировала.
На бледной коже локтевого сгиба отчетливо виднелись черные точки с красными воспаленными краями. Выше, на предплечье, темнел длинный синяк от жгута. Закручивали грубо, зло. Другая рука была еще чистой.
— Не все так плохо… — пробормотал Юра.
Девочка была худа. Длинные ноги, еще слегка голенастые, в синяках. Под левым коленом гематома. Курчавый лобок. Левая рука прижата к животу. Ребра можно считать. Отведя ладонь, Морозов осторожно тронул кожу. Девочка вздрогнула, напряглась. «Били под дых, но не попадали, — понял Юра. — Надо бы ребра прощупать». На боку несколько крупных синяков, возможно от ботинка.
— Пожалуйста, Диана, перевернись на бок.
Увидев спину, Морозов напрягся. Было непонятно, каким образом девчонка могла лежать. Вдоль позвоночника тянулись длинные, синие с красным, следы ударов не то узкой палкой, не то плетью. Синяки концентрировались на бедрах. Юра присмотрелся, чуть развел ноги девочки. На внутренней поверхности бедер виднелись точки проколов.
