– Ваш отец был сложен поплотнее, но я полагаю, кое-что из его одежды вам подойдет. По крайней мере, пока не будет готово новое платье для вас. – Его ноздри чуть дрогнули. – Я взял на себя смелость разобрать привезенную вами одежду и большую часть отправил в печку.
– Не такая уж она была грязная! – возмутился я.
"Всего две недели назад, в Городе Магов, я все перестирал. Уж очень они здесь в столице разборчивы!"
– Я сказал бабушке, что мне нужно помыться.
– Ноб уже набрал воды для ванны и, должно быть, успел согреть ее настолько, что вы не замерзнете насмерть. Пока вы будете мыться, я подберу для вас приличную одежду, – он бросил взгляд на мои потрепанные ездовые сапоги. – Снимите это. Ноб их почистит. Но нынче вечером вам нельзя в них появляться.
Я нахмурился:
– Понимаю, что моя одежда потрепалась в дороге и, возможно, вышла из моды, но я бы не назвал ее неприличной. Что такое готовится нынче вечером?
Джеймс широко улыбнулся:
– Юноша, сегодня первый день последней недели года. Начинается череда празднеств и балов, увенчает которую бал в канун Медвежьего дня во дворце императора.
– Я знаю. Я и приехал на этот праздник.
– Но вы еще не знаете, что сегодня ваша бабушка принимает у себя в гостях множество важных господ, включая маршала Империи! – он развел руками, показывая, что этим все сказано и говорить больше не о чем.
– И, стало быть, никто не хочет, чтобы я выглядел деревенским увальнем?
– Вы совершенно правы, мастер Лахлан.
– В таком случае, отдаю себя в твое распоряжение.
Старый слуга улыбнулся:
– Отлично! Тогда оставьте эти сапоги и идите отмокать. А потом мы попробуем сделать из вас знатного господина.
6
Стоя перед зеркальной дверью в одежде, сшитой для моего отца, я наконец увидел то, о чем мне твердили все вокруг, сколько я себя помнил. Действительно, я походил на него, когда стоял, склонив голову чуть вправо, хотя сходство, на мой взгляд, было невелико. Джеймс стоял за моей спиной, и я улыбнулся ему в зеркале. Он кивал с видом судьи, выносящего приговор.
Сам я не мог судить, похож ли на отца. Он пропал без вести в Хаосе, когда я был еще младенцем, так что мое представление о нем составлялось по самым разнообразным изображениям. Ремесленники, изготавливавшие деревянные и бронзовые статуэтки, сами основывались на легендах и собственной фантазии. Я обычно представлял отца похожим на статую у надгробия матери. Художник, знавший Кардье при жизни, изобразил великана с орлиным взором и резкими чертами лица, которых не смягчала окаймлявшая щеки бородка. Его сильная фигура застыла в позе напряженного ожидания. По замыслу художника, он ждал, когда любимая жена воссоединится с ним, но мне всегда казалось, что он ждет, пока его сыновья пойдут рядом с ним на битву с Хаосом.
В отличие от братьев, я чаще думал о нем не как об отце, а как о герое Кардье. Из-за этого я долго чувствовал себя чужим в семье, пока не признался в этом Джофу. Он, по обыкновению, посмеялся над моими тревогами и очень доходчиво объяснил мне, в чем тут дело.
Я знал об отце в основном из легенд, в пересказах Деревенских сказочников и тетушки Этелин, а они мало говорили о его семейной жизни – разве что упоминали, что он любил свою жену. Судя по этим легендам, его жизнь проходила в Хаосе, среди битв и колдовства.
– Запомни, Лок, – сказал мне тогда Джоф, – ни один герой не похож на легенды о нем. Наш отец был живой человек, и он любил нас. Я думаю, он хотел бы, чтобы мы запомнили его таким, каким он был в жизни.
Я не сомневался, что Джоф прав – в год гибели отца ему было уже восемь, и он хорошо запомнил его. Но даже его слова мало могли облегчить нам ношу, оставшуюся от отца: мы были сыновьями героя, и дед с самого начала требовал от нас соответствовать этому званию.
Но что, если я не сумею?
Джеймс кашлянул, прервав мои размышления:
– Рубаха и брюки подошли. Вот, примерьте теперь куртку.
Может, с точки зрения Джеймса одежда и подходила, но мне в ней было неуютно. Черные брюки доставали мне до самых подмышек и держались на помочах. Правда, изящества ради, талию охватывал тонкий кожаный пояс с серебряной пряжкой. Почти светящийся зеленый шелк рубахи нравился мне, но Джеймс заставил меня застегнуть тугой ворот – как назло, именно здесь рубаха ничуть не была велика. Лента накрахмаленной черной материи обвивала воротник и стягивала горло. Зачем-то ее закололи серебряной булавкой, единственное достоинство которой, на мой взгляд, заключалось в малахитовой головке, в точности подходившей по цвету к рубашке.
Черная куртка, которую протянул мне Джеймс, оказалась почти впору. Рукава доходили только до локтей, а дальше вдоль предплечий болтались по три вороновых пера. Сама куртка не доставала до пояса, а застегивалась на серебряную цепочку, протянутую между пуговиц на ее бортах. Я кое-как подтянул слишком длинные рукава рубахи, после чего Джеймс одернул ее спереди и удовлетворенно улыбнулся.
– Превосходно!
Я наградил его кислой улыбкой:
– Холст благодарит художника.
Пошевелив локтями и плечами, я выяснил, насколько куртка сковывает движения. Когда я скрестил руки на груди, она опасно натянулась на спине, но я не стал испытывать прочность материи. Нельзя сказать, чтобы мне было удобно, но я знал, что в шкафу скрываются еще более изысканные одеяния, и решил примириться с меньшим злом.
Нечаянно сжав кулаки, я почувствовал что-то странное в правом безымянном пальце. Словно бы чего-то не хватало! Казалось, отсутствует привычная тяжесть.
– А кольцо, Джеймс? – я нахмурился, ловя ускользающее ощущение. – К такому костюму, по-моему, полагается кольцо.
Джеймс уставился на меня без всякого выражения:
– Мастер Кардье редко носил драгоценности, мастер Лахлан.
– А мне помнится, мой дед с матерью и тетушкой ездили в Геракополис на церемонию возведения его в сан Рыцаря Империи. Кто-то, скорее всего тетушка Этелин, рассказывала что в память об этом событии Кардье носил перстень, подаренный ему императором Даклоном.
Старик пожал плечами:
– Я помню то кольцо, но не знаю, что с ним сталось. Я могу попытаться найти вам что-нибудь подходящее, хотя время уже позднее.
Я покачал головой:
– Не стоит. Отцовское кольцо все равно принадлежит Джофу как старшему сыну, да я никогда не носил колец. Даже не знаю, с чего мне это пришло в голову.
Еще раз взглянув на свое отражение, я мысленно увидел вместо него статую, на руке которой скульптор поместил кольцо. Должно быть, просто воображение разыгралось.
– Как скажете, сударь. – Джеймс оглядел меня с ног до головы. – Что-нибудь еще?
