Представив, что вместо черепицы стрела могла угодить ему в голову, воришка застонал. Надо поскорее убираться отсюда. Крокус поднялся на негнущиеся ноги и машинально опустил монету в один из карманчиков кожаного ремня.
Тало выругался. Он не верил своим глазам. Опустив арбалет, он провожал взглядом удалявшуюся фигуру, пока инстинкт ассасина не заставил его обернуться назад. Тало увидел другую фигуру, закутанную в плащ. Незнакомец приблизился, поднял руки и распахнул полы плаща. В лунном свете блеснули два волнообразных лезвия и тут же вонзились Тало в грудь. С губ ассасина сорвался удивленный вздох. Через мгновение Тало был мертв.
Скребущий звук заставил Крокуса обернуться назад. Что-то темное скатилось с площадки колокольни и упало вниз. Следом с громким лязгом приземлился арбалет. Между колоннами темнел другой силуэт. Угрожающе поблескивали изогнутые лезвия кинжалов. Кто-то внимательно разглядывал Крокуса.
— Моури милосердная, на тебя уповаю, — прошептал воришка и кинулся бежать.
Раскосые глаза убийцы Тало следили за убегающим воришкой. Тот успел добраться до дальнего конца крыши. Чуть вскинув голову, убийца принюхался, затем нахмурил лоб. Волна магической силы прорвала ночную тьму, будто палец — ветхую ткань. Из зияющего разрыва повеяло холодом.
Воришка успел скрыться из виду. Убийца произнес заклинание на языке, который был древнее колокольни Круля и стен храма. Слов этого языка здесь не слышали едва ли не с самого основания города. Произнеся заклинание, убийца прыгнул вниз и медленно опустился на соседнюю крышу. Плитки отозвались легким скрипом.
Рядом с убийцей появилась вторая фигура в черном плаще. Вскоре из темноты вынырнула и третья. Все трое обменялись несколькими короткими фразами, затем последний из появившихся отдал приказ и исчез. Двое обменялись еще несколькими словами и бросились в погоню за воришкой.
Десять минут спустя Крокус лежал, привалившись к скату на крыше дома богатого торговца, и ждал, когда успокоится бешено колотящееся сердце. Он никого не видел и не слышал никаких подозрительных звуков. Либо убийца не стал его преследовать, либо Крокус сумел ускользнуть. Крокус вспомнил черную фигуру в проеме колокольни. Может, женщина? Ассасины не были чисто мужской гильдией. Нет, вряд ли женщинам Убийца был худощавым и рослым, никак не меньше шести с половиной футов.
Юный воришка задрожал всем телом. Во что же он вляпался? Сначала его чуть не угробил какой-то ассасии, который вскоре сам пал жертвой другого убийцы. Война между кланами гильдии? В таком случае крыши становились весьма опасным местом.
Крокус поднялся и с опаской огляделся по сторонам. Где-то неподалеку хрустнула черепичная плитка. Значит, его вовсе не оставили в покое! Шалунишке было достаточно увидеть блеск двух лезвий, как он тут же бросился к краю крыши и прыгнул в темноту.
Соседнее здание отстояло достаточно далеко, но Крокус знал эти места. Падая, он протянул руки, нащупывая так называемую путеводную веревку, натянутую между крышами. Он зацепил веревку локтями и тут же ухватился за нее, повиснув на высоте двадцати футов над темным переулком.
Бельевые веревки, протянутые через узкие даруджистанские улочки и переулки, были обычным явлением. Правда, большинство из них выдерживало лишь простыни и рубахи, но попадались и по-настоящему крепкие и надежные. Они были не кое-как привязаны к выступам, конькам и печным трубам, а прикреплены солидно, со знанием дела. Трудно сказать, сколько времени существовали эти «обезьяньи дорожки», но каждое новое поколение даруджистанских воров с благодарностью вспоминало своих неведомых предшественников. Днем «обезьяньи дорожки» ничем не отличались от всех прочих веревок, и на них тоже сушилось белье. Но с наступлением темноты они превращались в воздушные воровские тропы.
У Крокуса горели ладони. Перебирая руками, он добрался до стены соседнего дома. Оглянувшись, воришка едва не свалился вниз. У края крыши, откуда он спрыгнул, стоял высокий человек, сжимая в руках тяжелый старинный арбалет.
Крокус разжал руки. Как и в прошлый раз, над головой просвистела стрела. Путь вниз преграждали другие веревки. К счастью, они не были столь прочными, как «обезьянья дорожка», но воришке все равно пришлось покувыркаться, прежде чем он достиг булыжников переулка. Крокус не удержался на ногах, тело накренило, и только чистое везение спасло его голову от удара об стену. Однако плечо воришки везение уберечь не смогло.
Перед глазами мелькали разноцветные полосы. Пошатываясь и кряхтя, Крокус встал. Он опасался, что сломал плечо. Он поднял голову вверх и тут же начисто забыл про боль. Сверху медленно падал его преследователь.
«Магия!» — пронеслось в голове у Крокуса.
Шалунишка попятился. Ноги его не слушались, но он все-таки заставил их бежать. Переулок выходил на освещенную газовыми фонарями улицу. Мелькнув в полосе зелено-голубого света, Крокус юркнул в переулок на противоположной стороне. Там он остановился и осторожно оглянулся назад. Это спасло ему жизнь; стрела ударила в кирпичную стену, задев древком ушибленное плечо. Крокус опрометью бросился во тьму.
Воришка бежал, слыша, как над головой хлопают фалды черного плаща. Левую ногу свело судорогой. Крокус наклонился, и сейчас же очередная стрела просвистела и ударилась в булыжник. Судорога исчезла как по волшебству, и Крокус, спотыкаясь, побежал дальше. В одном из домов в конце переулка светился прямоугольник открытой двери. На ступеньках крыльца сидела женщина, попыхивая трубкой. Увидев подбегавшего воришку, она оживилась. Глаза блеснули. Крокус взлетел по ступенькам. Женщина усмехнулась и выколотила трубку о каблук башмака, рассыпав красные искры.
Оказавшись внутри дома, Крокус остановился. В тускло освещенном коридоре шумно возилась ребятня. Не обращая на них внимания, он бросился к лестнице. Его провожала какофония звуков, доносившихся из-за дверей: переругивающиеся голоса, орущие младенцы, стук посуды.
— Вы хоть когда-нибудь спите? — не останавливаясь, спросил Крокус.
Вместо ответа дети пугливо расступились, освобождая ему путь к лестнице. Перескакивая через две ступеньки, Крокус понесся вверх. Поднявшись на последний этаж, он вбежал в коридор, пронесся мимо двух дверей и толкнул третью, массивную дубовую дверь. Дверь привела его в помещение, где за массивным письменным столом сидел старик и водил пером по пергаменту.
— Добрый вечер, Крокус, — рассеянно произнес старик, не поднимая головы от своей работы.
— Привет, дядя.
На плече дяди Мамота примостилась крылатая обезьянка. Вращая своими полубезумными глазами, существо следило за перемещением юного воришки от двери к окну. Крокус распахнул окно и выбрался на козырек с внешней стороны. Внизу под покровом теней дремал запущенный и заросший сорняками садик. Там росло единственное скрюченное дерево. Примерившись, Крокус набрал полную грудь воздуха и прыгнул на дерево.
Преодолевая расстояние между окном и веткой, Крокус услышал над собой какое-то верещание, затем отчаянное царапанье по камню. В следующее мгновение кто-то шумно рухнул вниз, в паутину травы и кустов, распугав блаженствующих кошек. С хриплым мяуканьем те кинулись врассыпную.
