Вопрос, всплывший в голове алхимика, почему-то не насторожил и даже не озаботил его. И без этого вопроса забот хватало.
Барук тщательно сложил полученную записку и произнес несложное заклинание. Кусочек пергамента с легким хлопком исчез, отправившись в надежное место, где хранились все остальные послания Круголома.
Сделав это, Барук закрыл глаза и собрался продолжить свои размышления. Но в это время громко хлопнули ставни широкого окна у него за спиной. Неужели опять ветер? Нет, ветер никогда не издает таких царапающих звуков. Барук выпрямился и открыл глаза. Через секунду царапанье по дымчатому оконному стеклу повторилось, став громче. Алхимик проворно вскочил на ноги и повернулся к окну. Сквозь щель между створками ставен виднелось что-то крупное и черное, усевшееся на оконный козырек.
Барук недовольно нахмурился.
— Быть этого не может, — пробормотал он.
Еще никому не удавалось проскользнуть через его защитные магические барьеры незамеченным. Алхимик махнул рукой. Створки ставен раскрылись. За стеклом сидел… Большой Ворон и глядел на Барука то одним, то другим глазом. Не желая дожидаться, пока окно откроют, Ворон навалился своей широкой грудью на тонкое дымчатое стекло. Рама жалобно звякнула, затем треснула.
Барук мгновенно открыл свой Путь, уже готовый произнести одно из самых сильных и опасных заклинаний.
— Не трать понапрасну силы! — хрипло произнес Ворон, стряхивая с грязных перьев осколки.
Птица вскинула голову.
— Вижу, ты уже позвал своих стражников. Напрасно, маг.
Громадная птица спрыгнула на пол.
— Я прилетела с важным известием. Кстати, не найдется ли у тебя чего-нибудь поесть?
Барук внимательно разглядывал неожиданную гостью.
— У меня нет обыкновения приглашать Больших Воронов к себе в дом. Но, как вижу, ты и впрямь птица, а не демон, принявший чужое обличье.
— Я слишком долго живу на свете, чтобы позорить себя такими дурацкими выходками. Давай знакомиться. Меня зовут Старуха.
Птица насмешливо мотнула головой.
— Как говорят, к вашим услугам, господин алхимик.
Барук молчал, обмозговывая услышанное. Потом вздохнул и сказал:
— Ладно. Я велел охране вернуться на место. Сейчас мой слуга Роальд принесет остатки ужина, если это тебя устроит.
— Восхитительно! — каркнула Старуха и прошествовала к ковру перед камином. — А тебе, господин, не помешает выпить бокал вина и успокоиться. Согласен?
— Кто послал тебя, Старуха? — спросил Барук, направляясь к столу, где у него стоял графин с вином.
Алхимик предпочитал работать по ночам, поэтому после захода солнца не притрагивался к вину. Однако сейчас он был вынужден воздать должное проницательности своей гостьи. Он и впрямь нуждался в успокоительном бокале.
Старуха ответила не сразу. Она приосанилась и торжественно произнесла:
— Меня послал властелин Дитя Луны.
Графин замер в руке Барука.
— Так, — выдохнул он, стараясь унять заколотившееся сердце.
Барук поставил графин на стол, после чего, сосредоточившись, поднес к губам бокал. Язык ощутил прохладу вина. Терпкая жидкость потекла внутрь. Алхимику и впрямь стало спокойнее.
— И что же твоему могущественному господину понадобилось от мирного алхимика Барука?
Щербатый клюв Старухи раскрылся. Птица молча смеялась, зыркая на него одним глазом.
— В твоем вопросе я услышала замечательное слово — «мирный». Мой господин желает поговорить с тобой о мире. Причем спешно — этой же ночью, не далее чем через час.
— И ты должна передать ему мой ответ?
— Да, но только если ты не будешь медлить. У меня ведь хватает и других дел. Старуха — всего лишь скромная посланница. Те, кого судьба не обошла мудростью, знают, что я никогда не являюсь понапрасну. Меня не зря называют Старухой. Я — самая древняя из Больших Воронов. Вот уже сто тысяч лет, как я лицезрю человеческую глупость. Мои обтрепанные перья и щербатый клюв видели немало ужасов, вызванных глупостью людей. Можешь считать меня крылатой свидетельницей неистребимого безумия, присущего вашему роду.
— Думаю, не просто свидетельницей, — насмешливо ответил Барук. — Мы знаем, как славно твои сородичи попировали на равнине невдалеке от стен Крепыша.
— Смею тебе напомнить, господин: мы были не первыми, кто устроил пир на плоти и крови.
Барук отвернулся.
— Меньше всего я намерен оправдывать род человеческий, — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, нежели к Старухе, слова которой все же задели его.
Алхимик обвел взглядом усеянный осколками пол. Он произнес восстанавливающее заклинание и стал смотреть, как мельчайшие кусочки вновь складываются в стекло, возвращаясь каждый на свое место.
— Я буду говорить с твоим господином, Старуха, — сказал Барук.
Целехонькое оконное стекло поднялось с пола и плотно встало в раму.
— Скажи, ему, как и тебе, ничего не стоит сломить мои охранные заклинания?
— Во-первых, в этом нет необходимости. Ты же его приглашаешь? А во-вторых, у моего господина очень высокие понятия о чести, — хвастливо ответила Старуха. — Так я могу его позвать?
— Да, зови, — сказал Бару к, потягивая вино. — Я оставлю проход открытым.
В дверь постучали.
— Что тебе, Роальд?
Седовласый слуга вошел в кабинет, неся большое блюдо жареной свинины.
— У ворот стоит человек, желающий говорить с вами.
Барук взглянул на Старуху и наморщил лоб. Громадная птица взъерошила перья.
— Тот человек — жалкое и никчемное существо. Он жаден до крайности и отличается изрядным вероломством. Я бы даже сказала, что им повелевает жуткий демон, имя которому — властолюбие.
— Как его зовут, Роальд? — спросил Барук.
Слуга мешкал: его кроткие глаза косились на Старуху, принявшуюся за еду.
Алхимик рассмеялся.
— Слова моей мудрой гостьи показывают, что она знает имя этого человека. Можешь говорить смело, Роальд.
— Сановник Турбан Орр.
— Я бы предпочла остаться здесь, — сказала Старуха. — Мало ли, вдруг тебе понадобится мой совет.
— Конечно, оставайся. Думаю, твой совет не будет лишним.
— Не волнуйся, Орру я покажусь милой охотничьей собачкой, — добавила Старуха, предвосхищая вопрос Барука. — Если я заговорю, сановник услышит лай или поскуливание.
Алхимик вдруг поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться общество этой потрепанной древней птицы.
— Роальд, проводи сановника в кабинет.
Слуга ушел.
