— До сих пор ему удавалось вытаскивать вас из любой дыры, — заметил Дюкр.
— До сих пор нам противостояла одна армия. А теперь их две.
— Две? — насторожился историк.
— На подмогу Камисту Рело подошли «освободители» Гурана, — сказал запомнившийся Дюкру офицер. — По-моему, в Хиссаре мы не успели познакомиться. Я — капитан Кеннед. А это — капитан Сульмар.
— Насколько я понимаю, передо мной — все высшие офицеры Седьмой армии? — спросил ошеломленный Дюкр.
— Выходит, что так, — усмехнулся Кеннед.
— Не совсем так, — проворчал капитан Сульмар. — Есть еще один. Он командует саперами.
— Тот самый, кто почему-то не является на ваши совещания?
— Да, — сердито ответил Сульмар.
Дюкру подумалось, что этот человек вечно чем-то недоволен. Капитан Сульмар был невысокого роста, смуглолицым. Если не он сам, то его предки происходили с Итко Кана и Даль Хона. Опущенные плечи никак не вязались с армейской выправкой.
— И почему этот умник считает себя выше других? — продолжал Сульмар. — Его саперы только и знают, что повозки чинить да камни ворочать.
— В сражениях нами командует Балт, — добавил капитан Кеннед.
— Не командую, а выполняю приказы Кольтена, — громогласно поправил его Балт.
Извне донесся стук копыт, сменившийся скрипом поводьев и лязгом доспехов. Вскоре дверь широко распахнулась, и в комнату вошел Кольтен.
Виканский полководец ничуть не изменился. Он держался прямо, как стрела. Худощавое лицо, опаленное солнцем, сравнялось цветом с доспехами. Стремительным шагом Кольтен направился к очагу. Полы его черного плаща из перьев распахнулись в обе стороны, похожие на вороньи крылья. Следом за полководцем вошли Сормо Энат и еще полдюжины ребят его возраста. Они расселись кто где, напомнив Дюкру стайку портовых крыс.
Сормо направился к Дюкру и обхватил запястья историка своими мальчишечьими руками.
— Наше терпение вознаграждено. С прибытием тебя, Дюкр! За эти недели юный колдун значительно повзрослел, как будто прожил несколько жизней.
— Ты еще успеешь отдохнуть, историк, — не здороваясь, произнес Кольтен.
Он медленно обвел глазами собравшихся.
— Я, кажется, приказывал собраться всем, — сказал он, поворачиваясь к Балту. — Где командир саперов?
Балт недоуменно пожал плечами.
— Приказ ему передали. Где его искать — один Клобук знает.
Кольтен нахмурился.
— Капитан Кеннед, слушаем твое донесение.
— Третий и Пятый полки перешли реку вброд и укрепились на противоположном берегу. Протяженность брода составляет четыреста двадцать шагов, не считая мелководных участков по обоим берегам, что добавляет еще по двадцать шагов. Средняя глубина реки в этом месте — полтора локтя. Ширина брода — четыре-пять локтей. В некоторых местах он шире, в каких-то — уже. Дно покрывает слой ила толщиной в два пальца, а дальше начинается камень.
— Твоим полкам я придам солдат из клана Глупого Пса, — сказал Кольтен. — Если во время переправы гуранцы попытаются подойти к тому берегу, вы их остановите.
Внимание полководца переместилось к Луллю.
— Ты и клан Горностая будете охранять эту сторону, пока переправляют раненых и беженцев. Я займу позицию на юге и перекрою дорогу, ведущую в деревню.
— Я хочу высказаться об очередности переправы, — вступил в разговор капитан Сульмар. — Собрание знати будет роптать.
— Пусть ропщут, — отмахнулся Кольтен. — Повторяю: первыми мы переправляем повозки с ранеными. Затем перегоняем скот и только потом пойдут беженцы.
— А если чередовать? — упирался Сульмар. Разговор давался ему нелегко: плоский лоб капитана густо покрылся потом. — Допустим, сто голов скота, затем сто человек знати.
— Знати? — взревел Балт. — Это ты о беженцах?
— Разумеется.
Капитан Лулль презрительно усмехнулся.
— Ты никак пытаешься быть хорошим для всех? А я-то думал, ты — прежде всего солдат Седьмой армии.
Сульмар нахмурился.
— Такое чередование равносильно самоубийству, — заявил Кеннед.
— Конечно, — согласился Балт, брезгливо поглядывая на Сульмара, словно тот был куском гнилого мяса.
— Но на нас лежит ответственность…
Сульмар не договорил: Кольтен что-то пробурчал сквозь зубы, прервав «заботливого» капитана.
В комнате стало тихо. Вскоре к треску догорающих дров прибавился скрип колес подъехавшей повозки.
— Одного глашатая им мало, — проворчал Балт.
Внутрь вошли двое. На первом был голубой парчовый камзол без единого пятнышка. Если в молодости этот человек и имел кое-какие мышцы, они давно обросли пластами жира. За три месяца непрестанной дороги и полуголодного существования жир исчез, оставив уродливые складки обвисшей кожи. Лицо вошедшего было похоже на измятый кожаный мешок. Прежним оставалось лишь надменное выражение, к которому сейчас добавился оттенок оскорбленного благородства. Одежда второго человека тоже когда-то была роскошной и дорогой, но пыль и пот превратили ее в подобие рогожного куля, наброшенного на отощавшие плечи. Лысина хранила следы давнишнего солнечного ожога. Человек этот глядел на собравшихся водянистыми глазками и беспрестанно моргал.
— Собранию запоздало стало известно… — начал первый.
— И везде-то у вас есть уши, — сухо бросил ему Балт.
Аристократ едва обратил на него внимание и продолжал:
— Мы отдаем себе отчет в том, что такие совещания посвящены главным образом вопросам военного характера, и появление на них гражданских лиц в высшей степени недопустимо. Однако, будучи представителями без малого тридцати тысяч беженцев, мы составили… список претензий, который считаем своим долгом огласить незамедлительно.
— Нечего пытаться говорить от имени всех беженцев, — вмешался капитан Лулль. — Вы представляете всего лишь несколько тысяч малазанских аристократов. Вот так-то, Нефарий. А свои благочестивые речи приберегите для отхожего места.
Нефарий даже не взглянул на дерзкого капитана. Его взгляд был устремлен исключительно на Кольтена. Он ждал ответа полководца. Но Кольтен и не собирался ему отвечать. Повернувшись к Балту, виканец сказал:
— Разыщи саперов, дядя. Через час мы должны начать переправу повозок с ранеными.
Балт медленно кивнул.
— Мы рассчитывали на ночной отдых, — еще более хмурясь, сказал Сульмар. — Люди падают от усталости.
— Один час, — рявкнул Кольтен. — Первыми двинутся повозки с ранеными. К рассвету их должно переправиться не менее четырехсот штук.
— Прошу вас, господин Кольтен, изменить очередность переправы, — снова заговорил Нефарий. — Хотя мое сердце разрывается от жалости при мысли о страданиях этих несчастных раненых солдат, вы обязаны прежде всего позаботиться о беженцах. И почему какой-то рогатый скот должен переправляться раньше, нежели мирные граждане империи? Собрание считает это серьезным оскорблением нашего достоинства.
