— Ничего мы с тобой не знали!
— У них может появиться шанс, — сказал Быстрый Бен. — Учитывая, что Печаль…
— Если помнишь, девчонку теперь зовут Апсаларой.
— Не важно. Дай-ка мне подумать.
— Опять начнешь громоздить свои умственные лабиринты, — проворчал Калам.
— Дружище, мне трудно поддерживать связь. Я очень устал… вчера потерял много крови. Колотун говорит…
Голос Быстрого Бена оборвался. Калам остался в туманном трюме один.
«Значит так, капрал. Рассчитывать можешь только на себя. Скрипач… хитрый ты, придурок! Как мы не учли этого заранее? Древние врата… Тремолор».
Калам еще долго сидел на корточках перед ящиком. Потом встал, смахнул с крышки обломки камешка и побрел наверх.
Капитан не спал. К тому же он был не один. Салк Элан приветливо улыбнулся вошедшему Каламу.
— А мы тут говорили о тебе, — сообщил Элан. — Думали, как ты воспримешь новость. Не огорчит ли она тебя?
— Смотря какая новость, — насторожился Калам.
— Этот шторм… нас очень сильно сносит с курса. И далеко.
— А точнее?
— Скорее всего, когда шторм утихнет, мы пойдем в другую гавань.
— Значит, не в Анту?
— Скажем так: сначала не в Анту.
Ассасин взглянул на капитана. По нему было видно, что его не радует такой поворот событий, но он смирился с неизбежным. Калам мысленно воспроизвел карту Квон Тали.
— Корабль пойдет в гавань Малаза? На остров?
— Я еще ни разу не был в этой «выгребной яме империи», — улыбнулся Салк Элан. — Мне просто не дождаться минуты, когда мы бросим там якорь. Надеюсь, ты не откажешься показать мне самые примечательные места бывшей столицы?
Калам ответил такой же улыбкой.
— Можешь на меня рассчитывать, Салк Элан.
Они остановились передохнуть. Душераздирающие крики и пронзительные вопли, несшиеся из других частей лабиринта, почти лишили путников сил. Маппо опустил Икария на корни и склонился над своим бездыханным другом. Трелль чувствовал, как Тремолор желает заполучить эту жертву. Маппо закрыл глаза.
«Безымянные вели нас сюда. Они гнали Икария к Азату, как гонят жертвенную козу, предназначенную какому-нибудь богу. А их руки в случае чего остались бы чистыми. Кровь и предательство запятнали бы мои руки».
Маппо пытался воскресить в памяти картину разрушенного родного города, но на нее наплывали тени. Прежняя уверенность уступила место сомнениям. Трелль больше не доверял своим воспоминаниям.
«Глупец! — пробовал он урезонить себя. — Икарий уничтожил десятки таких городов. Какой бы страшной правдой ни была гибель твоего родного города…»
Он стиснул кулаки.
«Мое племя… наши шаманки… они не выдадут меня. Разве можно считать сны Икария доказательством вины? Он ведь ничего не помнит. Он не помнит реальных событий. Его самообладание смягчает самую страшную правду, притупляет углы… размывает краски, пока не возникнет новая память. Я понимаю: доброта Икария — это она поймала меня в ловушку…»
У него заболели плотно сжатые кулаки. Окровавленное лицо Икария было безмятежным. Казалось, он просто спит после тяжелой работы.
«Тремолор не получит тебя. Я не собираюсь служить орудием безымянных. Если они захотят забрать тебя, пусть явятся за тобой сами, но вначале им придется иметь дело со мной».
Маппо поднял голову и взглянул в сердце лабиринта.
«Слушай, Тремолор. Только посмей протянуть к нему свои корни, и ты ощутишь гнев воина-трелля. Он вспомнит свои былые битвы, древние духи наполнят его плоть, которая закружится в убийственном танце. Я тебя предупредил. Теперь ты знаешь, что я не буду покорным зрителем».
— Говорят, Азат держит в плену даже богов, — сказал у него за спиной Скрипач.
Маппо повернулся к саперу. Скрипач разглядывал стены, скрывавшие узников Азата.
— Я вот сейчас подумал: сколько же древних богов заточено здесь? За тысячи лет даже их имена забылись. Когда они в последний раз видели дневной свет? Когда могли просто пошевелить руками и ногами? Можешь себе представить, что так будет продолжаться всю вечность?
Он повертел в руках свой арбалет.
— Но если Тремолор погибнет… представляешь, какое безумие выплеснется в наш мир?
— Зачем ты бросаешься в меня острыми стрелами? — прошептал трелль.
— Стрелами? — искренне удивился Скрипач. — Может, ты решил, что мне жалко пленников Азата? Я вдруг представил, каково им там. Но для меня это место — как мешок со змеями на голове.
— Тебе нечего опасаться, воин. Ты Тремолору не нужен.
Скрипач криво улыбнулся.
— Иногда хорошо быть никем.
— Зря насмешничаешь, сапер.
Скрипач погасил улыбку.
— Разве ты не чувствуешь, трелль? Тремолор здесь не единственный, кого обуял голод. Нас ощущает каждый узник. Может, тебя и Икария они еще побаиваются, но остальные им не страшны.
Маппо отвернулся.
— Прости меня, Скрипач. Я как-то не подумал о других. Но можешь не сомневаться: я готов защитить вас, если понадобится. Идти вместе с таким, как ты, — большая честь для меня.
Скрипач отрывисто кивнул и расправил плечи.
— Солдатский здравый смысл. Жизнь научила все предусматривать.
— Понимаю.
— Ты тоже меня прости, если я тебя обидел.
— Ты меня лишь слегка кольнул, чтобы разбудить. Чувствовалось, что Искарала Паста их разговор не кольнул, а ощутимо уколол.
— Давай, лей грязь в лужу! Выворачивай его преданность во все стороны! Замечательно! Пока возможные жертвы увязают в бессмысленных перепалках, мудрые молчаливо наблюдают. Представьте себе, я хорошо изучил Тремолор и его молчание считаю тактической уловкой. Молчание. Легкая насмешливая улыбка предполагает, что я знаю больше, чем на самом деле. Она придает мне ореол таинственности и знаний. Никто и не догадывается о моем замешательстве, об обманных иллюзиях и иллюзорных обманах! Под мраморной облицовкой скрывается хрупкий песок. Смотрите, как они глядят на меня и удивляются… да, они все удивляются тайному источнику моей мудрости.
— А может, нам прикончить его? — спросил Крокус, кивнув на Паста. — То ноет и жалуется, то превозносит себя до небес.
— Кто ж тогда нас будет развлекать? — ухмыльнулся Скрипач. — Засиделись мы. Пора двигаться.
— Благодаря разбалтыванию секретов, — уже совсем другим голосом произнес верховный жрец Тени, — они считают меня умным и образованным.
Когда все обернулись к нему, Искарал Паст лучезарно улыбнулся.
Из лабиринта вылетел рой ос и пронесся над головами путников, не обратив на них никакого внимания. У Скрипача заколотилось сердце и прервалось дыхание. Диверы! Их он боялся больше, чем странствующих. Одно дело звери, но насекомые…
