— Так ты утверждаешь, гралиец, что эти люди были насильниками?
— А кем же еще? Добро бы они гнались за какой-нибудь мезланской шлюхой. Но несчастная девчонка — не мезланка.
— Стало быть, ты с ними расправился. Со всеми шестерыми?
— Я и мой конь.
— Мы видели еще двоих всадников. Кто они?
— Паломники, которых я поклялся оберегать.
— Поклялся и… отпустил их одних?
Скрипач понял, что лучше промолчать. Командир оглядел валявшиеся тела.
— Двое еще живы.
— Виноват, допустил оплошность. Сейчас исправлю.
Командир поглядел на него и неодобрительно покачал головой.
— Ты лучше догони своих подопечных, гралиец. А эти сдохнут и без твоей помощи.
Ворча себе под нос, Скрипач забрался в седло.
— Так кто сейчас правит в Гданисбане? — спросил он.
— Никто. Пока армия Дриджны удерживает небольшую часть города. Но к утру весь город будет наш.
Скрипач пустил коня галопом. Погони за ним не было. Он тихо выругался. Прав командир: нельзя было отпускать Крокуса и девчонку одних. Задним числом сапер понял, что ему крупно повезло. Командир знал замашки гралийцев, которым только дай похвастаться своей храбростью да подрать глотку, изрыгая проклятия. Но командиру не больно-то понравилось столь легкомысленное отношение к подопечным, которых Скрипач поклялся защищать. Надо умерить пыл, иначе его «гралийское» поведение может вызвать подозрения.
Сапер пришпорил коня. До него вдруг дошло, что жеребец чутко отзывается на каждое его прикосновение. Напрасно, отправляясь в путь, он клял это животное последними словами. Конь сообразил, что его всадник — не гралиец, но изо всех сил старался приспособиться. Скрипач вздохнул: за весь тревожный и трагический день это была его единственная маленькая победа.
Бойня на главной площади Гданисбана закончилась совсем недавно. Здесь Скрипач нагнал Крокуса и Апсалару, лошади которых с трудом пробирались сквозь нагромождение мертвых тел.
Даже храбрый гралийский жеребец остановился, словно раздумывал, идти ли дальше. Трупы, валявшиеся на каменных плитах, исчислялись сотнями. Больше всего среди убитых было стариков и детей. Почти всех их изрубили на куски и только некоторых сожгли заживо. Кровь, желчь, кал, смрад горелого человеческого мяса — все запахи слились в тошнотворное, удушливое зловоние, усугубленное жарой.
Скрипач делал все, чтобы его не вывернуло.
— Похоже, дальше этой площади воины Дриджны не продвинулись, — сказал он.
— Это что… все малазанцы? — дрожащим голосом спросил Крокус.
— Да, парень.
— А когда империя завоевывала Семиградие, малазанские солдаты тоже вот так убивали всех без разбору?
— Ты хочешь сказать, это — запоздалая месть? — спросил Скрипач.
— Император воевал с армиями, но не с мирными жителями, — с необычной для нее горячностью сказала Апсалара.
— Везде, кроме Арена, — иронически добавил Скрипач, вспоминая свой разговор с таноанским жрецом. — Когда тлан-имасы вломились в город…
— Но не по приказу Келланведа! — возразила Апсалара. — Кто приказал тлан-имасам войти в Арен? Забыл? Я тебе напомню: приказ отдала Угрюмая. Тогда она командовала «Когтем». Потом эта женщина взяла себе другое имя.
— Это сделала… Ласэна? — недоверчиво спросил сапер. — Я слыхал разные догадки, но о такой слышу впервые. Ты не ошибаешься, Апсалара? Ведь письменного приказа не было. Во всяком случае, его не нашли.
— Мне нужно было убить ее прямо тогда, — пробормотала Апсалара.
Скрипач недоуменно посмотрел на Крокуса. Уроженец Даруджистана лишь покачал головой.
— Послушай, Апсалара, ты и о восстании в Арене можешь знать лишь по чужим рассказам. Ты же тогда была совсем маленькой.
— Понимаю, это звучит глупо и странно, но… я помню. Меня… послали в Арен… разузнать, что же там произошло. Я… я тогда поспорила с Угрюмой. Кроме нас, в комнате никого не было. Только Угрюмая и… я.
Наконец путникам удалось добраться до противоположного конца площади. Скрипач остановил коня и долго глядел на Апсалару.
— Конечно, тебя там не было. Но там был Веревка, бог ассасинов. Это он завладел твоим сознанием. Но твои воспоминания принадлежат не ему. Они принадлежат…
— Танцору.
Услышав это имя, Скрипач понял, что Апсалара говорит правду.
— У Веревки тогда было другое имя — Котиллион. Клобук нас побери, как же мы раньше не додумались? Никто не сомневался, что императора и Танцора убили… Это сделала не Ласэна. Их убили преданные ей «когти». Но куда Ласэна дела их тела? Никто не знает.
— Получается, Танцор остался жив, — морща лоб, произнес Крокус. — Он поднялся на ступень Властителей и сделался богом магического Пути Тени.
Апсалара молчала. Она слушала, намеренно сохраняя на лице полное равнодушие.
Скрипач мысленно ругал себя за непростительную тупость.
— Вскоре после этого в колоде Драконов появился новый Дом — Дом Тени. И двое новых Властителей: Котиллион… и Повелитель Теней.
У Крокуса округлились глаза.
— Получается, что Повелитель Теней — это… Келланвед. Их обоих не убили. Они спаслись через восхождение.
— И попали в мир Тени, — язвительно усмехаясь, досказал Скрипач. — Там они стали пестовать мысли о возмездии. Все их замыслы привели к тому, что Котиллион завладел сознанием обыкновенной деревенской девчонки с Итко Кана, надеясь с ее помощью… не сразу, конечно, добраться до Ласэны. Однако его замысел провалился. Что скажешь, Апсалара?
— Ты прав, — бесстрастно подтвердила она.
— Но почему тогда Котиллион не раскрыл нам свое истинное лицо? — почти закричал Скрипач. — Бурдюку, Каламу, Дуджеку? Он же всех их прекрасно знал. Или у этого мерзавца сразу же память отшибло? А ведь они все были его друзьями.
Апсалара вдруг заливисто расхохоталась, удивив своих спутников.
— Я могла бы соврать и сказать, что он стремился защитить вас всех. Но хочешь знать неприкрытую правду, «сжигатель мостов»?
— Говори, — прорычал Скрипач, чувствуя, как его лицо заливается краской.
— Танцор доверял всего двоим. Одним из них был Келланвед. Другим — Дассем Ультор, первый меч империи. Если тебе это больно слышать, прости меня, Скрипач. Но ты хотел узнать правду. Я много думала об этом. Мне кажется, что нынешний Котиллион не доверяет никому. Даже Повелителю Теней. Император Келланвед и… Властитель Келланвед, ставший Повелителем Теней… они сильно отличаются друг от друга.
— Какой же он был дурак, — сплюнул Скрипач, подбирая поводья.
В улыбке Апсалары сквозила странная грусть.
