— Твоя не годится, — сказала Хента Ильм.
Леган Брид вновь глядел на Буяна.
— Я — последний в своем клане, — прогрохотал он. — Клану Лешэ Шайн надлежит прекратить свое существование. Этот меч — наша память. Возьми его, смертный. Познай его тяжесть. Камень всегда жаждет крови.
Он передал меч матросу. Буян молча взял оружие. Его лицо побледнело, а жилы на руках напряглись под тяжестью реликвии тлан-имаса.
— Пора, — сказала Хента Ильм.
Леган Брид шагнул назад и превратился в столб пыли. Столб закружился, изгибаясь в разные стороны. Закружился и сам воздух. Потом кружение прекратилось. Легана Брид исчез. Остальные тлан-имасы молча глядели в небо.
Недоверчивый разум Фелисины сомневался: а вдруг все то, что она видит, — не более чем игра воображения? Высоко в небе Леган Брид вновь обрел свои очертания. На фоне черного пятна он казался совсем крошечным. Пятно затянуло его, и тлан-имас исчез в черной бездне. Но края раны вздрогнули, черная бездна всколыхнулась и начала сужаться.
Хента Ильм безотрывно следила за исцелением раны. Наконец колдунья удовлетворенно кивнула и объявила:
— Рана исчезла.
Буян медленно опустил кремневый меч, уперев его острие в палубу. Он был вторым после Гебория, услышавшим приговор своей душе.
— Уходим, — сказала Хента Ильм.
Буян растерянно смотрел на нее.
— Гадающая на костях, я хочу…
Она смерила матроса презрительным взглядом.
— Тебе еще нужны объяснения? Леган Брид воспользовался своим правом.
— Я не о том. Это «исцеление»… скажи… ему было очень больно?
Пожатие костлявых плеч — единственный ответ, каким его удостоила логросская колдунья.
— Буян, не смей! — крикнул Геслер. Не слушая его, Буян бросился на нижнюю палубу. Один из тлан-имасов загородил ему дорогу, не позволив приблизиться к Хенте Ильм.
— Буян! Вернись! — сердито потребовал Геслер. Но его строптивый матрос и не думал возвращаться. Буян взмахнул кремневым мечом.
Тлан-имас его опередил, схватив Буяна за шею.
Геслер с проклятиями бросился вниз, сжимая рукоятку своего меча. Едва спустившись, капрал остановился. Он увидел, что тлан-имас просто держит Буяна за плечи, а тот стоит. Тлан-имас что-то ему говорил. Потом он отпустил Буяна и отошел. Гнев матроса испарился. Его поникшие плечи напомнили Фелисине Гебория.
Все пятеро тлан-имасов начали растворяться в воздухе.
— Погодите! — опомнился Кульп. — Как нам выбраться из этого Пути?
Увы, было слишком поздно. Тлан-имасы исчезли. Раздосадованный Геслер накинулся на Буяна.
— Что этот двуногий медведь тебе сказал?
Глаза матроса были мокрыми от слез. Он смотрел на капрала и молчал. Фелисина затаила дыхание. Ей не верилось, что Буяна можно заставить плакать.
— Буян, ну скажи. Легче будет, — уже другим голосом попросил капрал.
— Он… ответил мне вместо колдуньи и сказал, что это… очень больно. Тогда я спросил: «Сколько он будет страдать от боли?» — «Вечно. Видишь, рана затягивается? Она затянется, а он все равно будет страдать… Колдунья не могла заставить Легана. Он сам вызвался…»
Буян вдруг повернулся и бросился прочь.
— У них самое тяжкое наказание — когда тебя изгоняют из клана. Еще страшнее, когда ты — последний в клане, — сказал Геборий. — Никчемное, бессмысленное существование.
Геслер со злости поддал ногой одну из отсеченных голов. Она покатилась, подпрыгивая на неровностях палубы.
— Ну, кто еще желает жить вечно? — спросил капрал и плюнул себе под ноги.
— Вы видели? — раздался срывающийся голос Честняги. — Колдунья не заметила… Уверен, она не видела.
— Парень, ты никак рехнулся? О чем ты толкуешь? — спросил Геслер.
— Тот тлан-имас… Он привязал ее к поясу. За волосы… Под хмедвежьей шкурой было не видно.
— Да о чем ты? Что привязал? За какие волосы?
— Он взял одну из голов. Неужели никто не видел?
Геборий был первым, кто понял слова Честняги. Диковато улыбнувшись, историк сбежал на нижнюю палубу и скрылся за дверью камбуза. Кульп тоже спустился, но не пошел вслед за историком, а спустился в гребной отсек.
Потянулись минуты. Геслер, все еще хмурясь, сошел с кормовой палубы и скрылся из виду.
— Так оно и есть, — объявил вернувшийся Кульп. — Один из гребцов перестал двигаться.
Фелисина хотела было расспросить его, что все это значит, но усталость полностью отбила желание задавать вопросы. Она бесцельно водила глазами по кораблю, пока не увидела Бодэна.
Разбойник стоял в носовой части судна, повернувшись спиной ко всему и всем. Фелисину поразило его безразличие, которое она тут же приписала отсутствию воображения. Язвительно усмехаясь, Фелисина пошла к Бодэну.
— Что, Бодэн? Твой разум никак не может справиться с увиденным? — спросила она, вставая рядом и опираясь на перила.
— Тлан-имасы вечно приносят с собой какую-нибудь беду, — сказал он. — У их поступков всегда есть оборотная сторона. Может, даже сотни сторон.
— Какие глубокомысленные рассуждения для разбойника! — воскликнула Фелисина.
— А по-твоему, только ты умеешь рассуждать? Ошибаешься, красотка. Потому-то ты всегда и удивляешься словам и мыслям других.
— Удивляюсь? Это ты ошибаешься, разбойник. Я давно разучилась удивляться. Меня даже не удивляет, что мы вляпались в этот магический Путь, из которого нет выхода. Как ни крути, мы здесь застряли.
— Наконец-то я слышу от тебя хоть что-то умное, — усмехнулся Бодэн.
— Не пытайся мне льстить, — огрызнулась Фелисина. — Я просто очень устала. Мне бы выспаться, и я буду такой, как прежде.
— И снова начнешь искать способ меня убить?
— Хоть какое-то развлечение в нашей бессмысленной жизни.
Бодэн надолго замолчал, разглядывая безликий горизонт, потом опять повернулся к Фелисине.
— Ты привыкла считать, что находишься в плену у своей истинной природы. А может, наоборот, это она находится у тебя в плену?
Фелисина поморщилась. В маленьких, звериных глазках Бодэна светилась ирония, вполне сравнимая с ее собственной.
— Я что-то не понимаю твоих слов, Бодэн. Он улыбнулся.
Не прикидывайся, красотка. Все ты понимаешь.
ГЛАВА 10
Одно дело, когда у тебя за спиной десяток солдат, которых ты вдохновляешь своим примером. И совсем другое, когда их — десять тысяч.
Жизнь Дассема Улътора. Дюкр
Вот уже целую неделю Дюкр ехал вслед за беженцами из Карой Тепаси. Скорее всего, воины Дриджны оттеснили их на юг, где они влились в движущийся «город» Кольтена, добавив последнему забот. Засушливое время года уже вступило в свои права. Солнце, висящее в безоблачном небе, выжигало травы, пока они не превращались в подобие колючей проволоки.
