Я использовал переводчик, чтобы прочесть информацию, нанесенную на мою одежду. Там было немного, только мое имя, название города, сообщалось, что я мэток, нахожусь под присмотром Миска, что у меня нет черт в характеристике и что я могу быть опасен.
Последнее замечание вызвало у меня улыбку.
У меня нет даже меча, и я был убежден, что в схватке с царем-жрецом не устою против его могучих челюстей и грозных роговых лезвий.
Клетка в комнате Миска оказалась не такой плохой, как я ожидал.
Больше того, она показалась мне более удобной, чем помещение самого Миска, абсолютно пустое, кроме корыта для пищи и многочисленных шкал, рычагов и датчиков, смонтированных на одной стене. Цари-жрецы едят и спят стоя, они никогда не ложатся, может, только когда умирают.
Как выяснилось, пустой комната Миска кажется только таким организмам, которые ориентируются преимущественно на зрение. Стены, пол и потолок этой комнаты выложены изысканными рисунками запахов. Миск сообщил мне, что этот рисунок создавался величайшими художниками роя.
Моя клетка представляла собой прозрачный пластиковый куб примерно восьми квадратных футов, с вентиляционными отверстиями и скользящей пластиковой дверью. Замка на двери не было, я мог заходить и выходить, когда захочу.
Внутри находились канистры с грибами, чашка, ложка, нож для грибов с деревянным лезвием; тюбик с пилюлями, который выдавал их по одной после нажатия на дно; большой сосуд с водой, под ним мелкая миска; она наполнялась водой из сосуда с помощью крана.
В углу матрац из мягкого свежего мха; мох менялся ежедневно, и спать на нем было удобно.
От клетки-куба пластиковыми скользящими панелями отделялись туалет и умывальная кабинка.
Кабинка очень похожа на наши души, только нельзя регулировать поступление жидкости. Когда вступаешь в кабинку, жидкость включается и регулируется автоматически. Вначале я думал, что это обычная вода; во всяком случае внешне очень похоже; но однажды я попробовал выпить ее утром, вместо обычной порции воды из сосуда. Задыхаясь, с обожженным ртом, я выплюнул жидкость.
– Хорошо, что ты ее не проглотил, - сказал Миск, - потому что в эту жидкость добавлены очистительные вещества, ядовитые для человека.
После нескольких небольших первоначальных недоразумений мы с Миском вполне уживались. Недоразумения касались в основном солевого рациона и количества умываний в день. Если бы я был мулом, то за каждый день, когда не мылся двенадцать раз, получал бы черту. Кабинки для умывания, кстати, имеются во всех клетках для мулов, а также в туннелях и других общественных местах: на площадях, в парикмахерских, где рабов регулярно бреют, в распределителях пилюль и грибов. Будучи мэтоком, я настаивал на исключении из Обязанности Двенадцати Радостей, как это обычно называется. Вначале я считал, что одного раза в день вполне достаточно, но бедный Миск так расстраивался, что я согласился мыться дважды. Он и слышать об этом не хотел и твердо настаивал, что я должен мыться не меньше десяти раз. Наконец, чувствуя, что я в долгу перед Миском за приглашение жить в его комнате, я предложил компромисс: пять раз в день, а за лишний пакетик соли - шесть раз через день. Миск добавил два пакетика, и я согласился на шесть умываний ежедневно. Сам он, конечно, такой кабинкой не пользовался, а расчесывал и чистил себя по древнему обычаю царей-жрецов при помощи очистительных крюков и рта. Позже, когда мы лучше узнали друг друга, он позволял мне причесывать его, и когда он в первый раз дал мне деревянную вилку для этого, я понял, что он мне доверяет, что я ему нравлюсь, хотя я не мог понять, почему.
Самому мне Миск тоже нравился.
– Знаешь ли ты, - сказал мне однажды Миск, - что среди существ низшего порядка люди самые разумные?
– Рад слышать.
Миск замолчал, его антенны ностальгически подергивались.
– У меня был однажды домашний мул, - сказал он.
Я невольно взглянул на свою клетку.
– Нет, - сказал Миск, - когда домашний мул умирает, его клетка всегда уничтожается, чтобы не было заражения.
– А что с ним случилось?
– Это была маленькая самка. Ее убил Сарм.
Передняя конечность Миска, которую я расчесывал, невольно напряглась, будто он готов был обнажить свое роговое лезвие.
– Почему? - спросил я.
Миск долго молчал, потом удрученно повесил голову, протянув мне антенны для расчесывания. Я некоторое время занимался ими. Наконец он снова заговорил.
– Это моя вина, - сказал Миск. - Она хотела, чтобы у нее на голове были нитевидные разрастания, потому что она родилась не в рое. - Голос Миска из переводчика звучал так же последовательно и механически, как всегда, но тело его задрожало. - Я слишком потакал ей, - Миск выпрямился, так что его большое тело нависло надо мной, слегка отклонился от вертикали в характерной для царей-жрецов позе. - Поэтому в сущности ее убил я.
– Мне кажется, нет. Ты старался быть с ней добрым.
– И это произошло в тот день, когда она спасла мне жизнь, - сказал Миск.
– Расскажи мне об этом.
– Я выполнял поручение Сарма и оказался в редко используемых туннелях. Чтобы не скучать, я взял с собой девушку. Мы встретились с золотым жуком, хотя раньше их здесь никогда не видели, и я захотел пойти к нему, опустил голову и направился к жуку, но девушка схватила меня за антенны и оттащила в сторону, тем самым спасла мне жизнь.
Миск снова опустил голову и протянул антенны для расчесывания.
– Боль была ужасная, и я не мог не последовать за девушкой, хотя хотел идти к золотому жуку. Спустя ан я, конечно, уже не хотел идти к жуку и понял, что она спасла мне жизнь. И в этот самый день Сарм велел записать девушке пять черт за разрастания на голове, и она была уничтожена.
– За такое нарушение всегда полагается пять черт? - спросил я.
– Нет. Не знаю, почему Сарм так поступил.
– Мне кажется, - сказал я, - что в смерти девушки ты должен винить не себя, а Сарма.
– Нет, - ответил Миск, - я был слишком снисходителен.
– Может быть, Сарм хотел, чтобы тебя убил золотой жук?
– Конечно, - сказал Миск. - Таково, несомненно, было его намерение.
Я удивился, зачем Сарму смерть Миска. Несомненно, между ними какое-то соперничество или политическая борьба. Для моего человеческого разума, привыкшего к изобретательности людей в таких случаях, не было ничего удивительного в том, что Сарм пытался как-то способствовать гибели Миска. Но позже я узнал, что это почти немыслимо для царей-жрецов, и хотя Миск признавал это, в глубине души он в это не верил, потому что оба они с Сармом принадлежали рою и такое действие было бы нарушением роевой правды.
– Сарм рожден первым, - сказал Миск, - а я пятым. Первые пятеро рожденные Матерью составляют Высший Совет роя. Однако за долгие годы рожденные вторым, третьим и четвертым поддались радостям золотого жука. Из пяти остались только мы с Сармом.