Не многие девушки из офисов Нью-Йорка смогли бы пробежать у седла тачакского воина.
Камчак соскочил с каийлы.
– Добро пожаловать, – радушно вскричал он, поднимая Африз с земли. – Девка, есть работа!
Ременная петля все ещё была на её шее, а запястья – связаны. Глаза девушки уже почти ничего не выражали.
– Нужно вычистить босков, – приказал ей хозяин, – отполировать их рога и копыта, нужно задать им корм и собрать навоз, фургон нужно подмести и смазать колеса, ещё нужно принести воды из родника в четырех пасангах отсюда и приготовить мясо на ужин. Быстро! Быстро! Ленивая девчонка!
Затем он запрокинул голову и рассмеялся на тачакский лад, шлепая ладонями по бедрам.
Элизабет помогла снять петлю с шеи девушки и развязала ей запястья.
– Пойдем! – сказала она мягко. – Я покажу тебе.
Африз встала, её покачивало, она все ещё не верила происходящему. Она посмотрела на Элизабет, казалось увидев её в первый раз.
– Твой акцент, – медленно сказала Африз. – Ты не из наших краев.
– Ты видишь, что она носит шкуру ларла и что у неё нет ошейника, у неё нет кольца в носу и клейма, – сказал Камчак и добавил: – А у тебя будут.
Африз, задрожав, упала снова на колени.
– Отчего, ты думаешь, маленькая Африз, – спросил Камчак, – варварка, будучи рабыней, не одета в кейджер? Почему у неё нет кольца, клейма и ошейника?
– Почему? – испуганно спросила Африз.
– Потому что она по положению в фургоне выше, чем ты.
Я раньше удивлялся, почему Камчак не обошелся с Элизабет Кардуэл, как обходились с другими рабынями тачаков.
– Поэтому, – сказал Камчак, – среди прочих твоих обязанностей, моя дорогая, будет обязанность выполнять для этой варварки то, что выполняет рабыня-служанка.
Это обожгло Африз из Тарии, как огонь, – она внезапно выпрямилась и вскрикнула:
– Не я, не Африз из Тарии.
– Ты, – сказал Камчак.
– Служить рабыней варварке?
– Да, – сказал Камчак.
– Никогда! – вскричала девушка.
– Да! – зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: – Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!
Девушка крепко сжала кулаки.
– Я позабочусь, – добавил Камчак, – чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям – он был удовлетворен.
– Пожалуйста, – сказала Элизабет новой рабыне, – пойдем.
Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.
– Если она не будет хорошо работать, – весело сказал Камчак, – побей её.
Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.
– Ты поймешь, моя маленькая Африз, – сказал он, – кто здесь господин.
– Разве тачак слишком беден, – покорно спросила Африз, – чтобы одеть ничтожную рабыню?
– В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.
Она молча развернулась и последовала за Элизабет.
После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.
Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви – эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону – это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.
– Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, – отметил Камчак.
Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев. «Она привыкнет к укусам бича и стали, эта девка», – бормотал Камчак между глотками паги. Я считал, что это не слишком приятная новость, но в то же время предполагал, что среди тачаков найдется хотя бы ещё один человек, который согласится с Камчаком, – юноша Гарольд. Его, не успевшего выиграть свой шрам храбрости, девушка настолько достала, что он будет рад от того, что Херена со всей её насмешливостью и дерзостью теперь уведена в оковах и колокольчиках в дом Сафрара и спрятана за высокими, толстыми стенами тарианского сада наслаждений.
Вскоре мы с Камчаком, уже довольно пьяные, опять обнаружили себя возле фургона рабов.
Мы решили побиться об заклад на ещё один кувшин паги.
– Как насчет полета птиц? – спросил Камчак.
– Согласен, – сказал я, – но я выберу первым.
– Очень хорошо.
Я знал, что сейчас весна и в этом полушарии большая часть птиц перелетает на юг.
– Юг, – сказал я.
– Север, – сказал Камчак.
Мы подождали примерно минуту и увидели несколько птиц, речных чаек, летящих на север.
– Эти чайки с Воска, – сказал Камчак. – Весной, когда на Воске ломается лед, они летят на север.
Я вытащил несколько монет из кошелька и заплатил.
– Первыми летят на юг луговые коршуны, – объяснил мне хитрый тачак. – Они уже тю-тю. А лесные харлеты и рогатые джаймы не тронутся с места, пока не наступит поздняя весна. В это время летят чайки с Воска.
Распевая тачакские песни, мы с трудом нашли свой фургон.
Элизабет грела на огне мясо, хотя оно было почти пережаренным.
– Мясо пережарено, – сказал Камчак.
– Вы в стельку пьяны, – проворчала в ответ Африз.
Я посмотрел на девушек. Обе они сейчас были прекрасны особенно.
– Нет, – поправил я её. – Мы божественно набрались.
Камчак пристально рассматривал девушек, наклонившись вперед и при этом заметно покачиваясь.
– Что-то не так? – спросила Элизабет.
Я заметил, что на её лице был большой синяк, что волосы были немножко повыдерганы, а на щеке слева красовались пять длинных царапин.
– Нет, – сказал я.
Африз находилась в худшем состоянии. Она потеряла, по-видимому, больше чем один клок волос. На её левой руке запеклась кровь, похоже от укуса, и синяк располагался под правым глазом.
– Мясо пережарено, – проворчал Камчак.