Они смотрели на меня так, как я привыкла смотреть на окружавших меня женщин Земли — с безразличием, как на пустое место, не видя в них достойных соперниц, способных сравниться со мной по красоте. Куда бы я ни приходила, я не могу припомнить, чтобы мне встречалась хоть одна женщина, более красивая, чем я. Я привыкла ловить на себе восхищенные взгляды мужчин и полные злобной зависти взгляды женщин. А эти дикарки осмеливались смотреть на меня так, словно я была для них пустым местом — пугалом в этой степи! Они меряли меня изучающими, оценивающими взглядами, какими обычно обмениваются впервые встретившиеся женщины, и я видела, как их глупые физиономии наливаются неприкрытым самодовольством. Эти дикарки считали себя красивее меня! Меня, Элеоноры Бринтон!
При этом я отлично понимала, что, если хочу в чем-то превзойти их, мне придется на первый план выдвигать какие-то иные свои качества, не красоту, как если бы я была простой деревенской девчонкой, неказистой, уродливой, вынужденной добиваться внимания окружающих при помощи всевозможных убогих ухищрений, а не своей природной привдекательности! Как же я ненавидела этих самодовольных, надменных сучек! “Я все равно красивее их всех! — убеждала я себя. — Я лучше их! Я богаче! Ни одна из них не способна вызвать к себе ничего, кроме ненависти и презрения!”
Черт с ними со всеми!
Самое главное — что я спасена, что я в безопасности и скоро смогу оплатить свое возвращение домой, на Землю.
Скоро непременно — не здесь, так в ближайшем городе — найдется кто-нибудь понимающий по-английски; он поможет мне отыскать людей, способных посодействовать моему возвращению.
Сейчас это не важно. Главное — я не одна, я среди людей, я в полной безопасности.
Но этот Тарго совершенно не способен был что-нибудь понять. Он начал меня раздражать.
К тому же мне надоели эти двое мужчин, вцепившихся в меня, как будто я была какая-нибудь преступница.
Я снова попыталась вырваться, но мне это не удалось. Как я ненавидела всех мужчин с их слоновьей силой!
Тарго тоже, я заметила, начал терять терпение.
— Отпустите меня! — крикнула я ему. — Отпустите немедленно!
Этот осел, конечно, опять ничего не понял. Вместо этого он снова начал что-то говорить, медленно, тщательно проговаривая каждое слово.
Нет, подумалось мне, он все-таки идиот, самый настоящий упрямый идиот. Они все здесь идиоты! Это, наверное, компания странствующих идиотов! Никто из них, казалось, никогда в жизни не слышал английской речи. А ведь, по крайней мере, один из людей, находившихся на черном корабле, знал английский. Я слышала, как он разговаривал с тем рослым человеком. И я уверена, что таких людей должно быть много на этой планете, много!
Я устала от Тарго и от его бесполезных усилий.
— Я вас не понимаю, — сказала я ему, произнося каждое слово с величайшим презрением и холодностью. После этого я окинула его равнодушным взглядом и отвернулась: пусть знает свое место, невежественный дурак!
Он что-то приказал одному из своих подчиненных. В ту же секунду с меня сорвали одежду. Я закричала.
Девчонки с широкими кожаными ремнями на плечах весело засмеялись.
— Кейджера! — воскликнул стоящий рядом мужчина, показывая пальцем мне на бедро.
Каждая клеточка моего тела залилась краской стыда.
— Кейджера! — смеялся Тярго.
— Кейджера! — хохотали остальные.
Девчонки аж согнулись от смеха и весело хлопали себя руками по коленям.
У Тарго даже слезы брызнули из глаз.
Внезапно он стал очень сердитым.
Он снова заговорил; на этот раз его речь была резкой и гневной.
Меня бросили лицом на землю. Державшие меня мужчины завели мне руки за голову и крепко прижали меня к земле. Двое других мужчин широко развели мне ноги и своими коленями также придавили их к земле.
— Лана! — позвал Тарго.
Один из мужчин подошел к группе девушек. Я не видела, что он делает, но хорошо слышала смех девчонок. Через минуту одна из них отделилась от остальной компании и подошла, остановившись у меня за спиной.
В детстве я была капризным, избалованным ребенком. Гувернантки и воспитатели нередко бранили меня, но никто из них никогда не поднял на меня руку. Он был бы немедленно уволен. За всю мою жизнь я не помню случая, чтобы меня ударили.
А тут меня выпороли.
Девчонка ударила меня плетью изо всех сил и продолжала наносить удары один за другим — жестокие и беспощадные. Я кричала во весь голос, вырывалась, захлебывалась слезами. Удары сыпались на меня безостановочно. Я не могла дышать. Слезы застилали мне глаза. Я кричала и рыдала, пока окончательно не обессилела. А удары продолжались, отвешиваемые умелой, безжалостной рукой. Все вокруг превратилось для меня в сплошную боль, стоны и жгучие слезы.
Я думаю, в действительности наказание продолжалось несколько секунд, не больше минуты, но эта минута показалась мне вечностью.
Наконец Тарго что-то сказал этой девчонке, Лане, и град сыпавшихся на меня ударов прекратился.
Мужчины отпустили мои ноги, а те двое, что навалились мне на плечи, подняли меня с земли.
Я, наверное, находилась в состоянии шока. Перед глазами все плыло. Смех девчонок у фургона доносился словно сквозь густую ватную пелену. Я едва держалась на ногах. Меня стошнило. Чьи-то руки подхватили меня, отнесли в сторону и уложили на траву.
Не знаю, сколько я так пролежала, не в силах пошевелиться.
Вскоре мне стало немного легче.
Меня снова подняли с земли, подвели к Тарго и поставили перед ним на колени.
Я с трудом подняла на него глаза.
Он рассматривал мою одежду. Я ее едва узнала. В руке он держал кожаную плеть — очевидно, ту самую, которой меня избивали. Лана уже вернулась на свое место у фургона, и стоящий рядом мужчина что-то делал с ее кожаным ремнем. Я вся дрожала от боли и отчаяния. Вся задняя часть тела у меня — спина, ноги, плечи, руки — пылала огнем. Я не могла отвести глаз от плети в руках Тарго.
Поставившие меня перед ним на колени мужчины отошли в сторону.
— Кейджера, — указывая на меня, произнес Тарго, одновременно многозначительно поднимая плеть.
Я уронила голову.
Он жестом указал на свои ноги. Я догадалась, что надо сделать, чтобы спасти свою жизнь, опустилась на траву и лбом коснулась его сандалий.
Все тело у меня сотрясалось от едва сдерживаемых рыданий.
Я сделаю все, что угодно, лишь бы только он больше не велел меня избивать!
За спиной у меня раздался многоголосый женский смех.
Пусть смеются. Я сделаю все, что он потребует, только бы меня больше не били!
