— Паги! — раздался мужской голос. Я бросилась выполнять заказ.
Теперь, когда послание передано, меня взаперти уже не держали. Как и прочим рабыням в «Чатке и курле», мне иногда, до наплыва посетителей, позволяли пройтись, завлекая клиентов для хозяина — Аурелиона из Коса. Колокольчики на ошейнике, колокольчики на ножном браслете, лоскут черного шелка. На шелке желтым — надпись. Нарла перевела мне: «Я — Йата. Возьми меня в таверне „Чатка и курла“. Босая, голова повязана платком — волосы еще недостаточно отросли.
Увидев матроса, я бросилась к нему, преклонила у его ног колени, ласково коснулась ладонями.
— Не желает ли хозяин паги?
— Пошла вон, рабыня, — буркнул он.
Я посторонилась, и он вразвалку, по-моряцки, зашагал дальше.
Я огляделась. Верфь загромождена ящиками и тюками. Занятых делом мужчин я не беспокоила. Отвлечешь от работы, примешься перебрасываться шуточками — недолго и схлопотать от старшего. Не раз меня ремнем прогоняли от рабочих подальше.
Плотно сдвинув колени, я присела на высокий ящик.
Море. Запах соли, парящие над бухтой чайки. На мне ошейник откровенное, притягивающее мужские взгляды платьице. Но меня это не печалило.
Когда несколько недель назад меня впервые послали на верфь, руки мои были скованы за спиной наручниками, и шла я вместе с другими девушками. Позже мне позволили ходить одной, но по-прежнему со схваченными за спиной руками; потом разрешили не убирать руки за спину, стали надевать наручники, соединенные легкой блестящей цепью длиной дюймов двадцать. Сколько хитростей, всевозможных соблазнительных уловок доступны скованной такой цепью девушке — не перечесть! Кое-что мне показали, что-то я изобретала сама, посвящая в свои тайны девушек из таверны. Без устали стараются рабыни стать еще прелестнее, еще привлекательнее и часто делятся друг с другом секретами красоты. Вот и я старалась, не упуская ни малейшей возможности, научиться дарить хозяевам больше наслаждения. Было время — мысль об этом пугала; не смея самой себе в этом признаться, я отчаянно пыталась выбросить ее из головы. Теперь же я признаю это с бесстыдной гордостью. Я стала рабыней. Однажды мне показали, как превратить цепь в уздечку для рабыни. Продев цепь между зубами девушки, мужчина придерживает ее за шеей, сцепив ей позади руки, и, словно взнуздав, управляет своей пленницей. А вот что придумала я сама: поцелуй через цепь. Схватываешь цепью его ногу с внутренней стороны бедра и начинаешь целовать от колена. Он чувствует цепь и твой рот, а ты целуешь его, покусываешь, поднимая цепь все выше. Поднимаешь, опускаешь, снова поднимаешь — пока не прикажет прекратить.
До моего уха донеслось звяканье цепей, свист плетки. Внизу тянулась вереница рабов — взятых в плен в сражении на Воске воинов из Ара. Оспаривая право торговать на западном берегу Воска, Кос вел войну с Аром. Рабов человек двадцать. В лохмотьях, руки в кандалах — за спиной, между шеями провисает тяжелая цепь.
— Побыстрей, слины! — прикрикнул человек с плеткой.
Вокруг — четверо стражников.
Один из мужчин упал, и тут же над ним взвилась плеть надсмотрщика. С трудом поднявшись на ноги, под палящим солнцем раб побрел дальше.
Их приведут на перевалочный пункт, там поставят рабские клейма и отправят на торговые галеры Коса. На военных судах гребцы обычно вольные, на торговых, как правило, но не всегда — рабы.
Страшное зрелище. Взмокших, закованных в кандалы мужчин погоняют плеткой. Горькая уготована им судьба. Тяготы и лишения, неподъемные весла, кандалы, плети, окрики надсмотрщиков, черный хлеб с луком, смрад, изнурительный труд на огромных галерах.
Вот и поделом! Ведь они же из Ара! Вспомнился Клитус Вителлиус. Поиграл со мной и бросил! Ненавижу! Как же я ненавижу его!
И все же этих, из Ара, жалко.
Они же — не Клитус Вителлиус.
Вот бы его на их место! Нет, он благородный предводитель воинов, ему ли марать себя в пустяковых стычках на Воске!
Узники из Ара скрылись в портовых дебрях. Я спрыгнула с ящика.
Если не приведу в «Чатку и курлу» клиента, Аурелион из Коса по головке не погладит.
На мне — ни наручников, ни цепей. Последние четыре раза меня отпускали на верфь без оков. Наверно, Аурелион мною доволен. Раз даже позволил мне ублажать его на ложе. Как гордилась я тогда! И как завидовали все остальные! Уж я из кожи вон лезла, чтобы ему угодить, и, кажется, недоволен он не остался. Перед тем как уйти, бросил передо мной на пол конфетку, которую я, благодарно выдохнув: «Спасибо, хозяин», подобрала, как водится в «Чатке и курле», губами. Конфетка оказалась твердая, очень сладкая. «Хозяин мною доволен!» — хвасталась я, показывая ее подругам-рабыням. «Мне однажды пять конфеток дал», — заявила Нарла. «Врешь!» — закричала я. Да хозяин ее ни разу даже к себе не подозвал! Мы бросились друг | на друга. Тима, старшая рабыня, разогнала нас плеткой.
Я оглядела верфь.
К причалу шел длинный корабль. Треугольный парус уже свернут на косой рее. Военный корабль Коса. К месту швартовки уже мчались девушки из таверны.
Бросилась вслед за ними и я.
Выстроившись в ряд, мы — девушек семь-восемь — встали на колени и принялись расхваливать свое заведение. Но никто из сходивших на берег с пожитками и оружием мужчин так возле меня и не остановился.
Оглядываясь, я поднялась на ноги. Кое-кто из офицеров и несколько матросов остались на корабле. Я отвернулась.
Мимо, неся на плече длинный, крепко завязанный мешок, прошел моряк. А мешок-то шевелится! Наверно, связанная женщина. Судя по очертаниям — голая. Интересно — рабыня или свободная? Мужчина с мешком сел в какую-то из бесчисленных снующих под мостками лодчонок.
Толкая тележку со шкурами морских слинов, прошли двое. Остро пахло специями от каких-то тюков.
Мужчина пронес шест, с которого свисали десятки косских угрей.
Перевалило за полдень, а я до сих пор не привела в «Чатку и курлу» клиента. Скоро возвращаться.
Пусть руки мои цепями не скованы, но цепи рабства я ощущала каждую секунду. Еще бы! Я одета как рабыня, на мне увешанный колокольчиками ошейник с именем хозяина, такие же колокольчики звенят на ножном браслете. И клеймо. Посылая девушек на верфь, хозяева почти ничем не рискуют. Здесь, на верфи, как и за запертыми воротами, они — рабыни. И если я вовремя не вернусь, плетей не миновать. Я — рабыня.
Полдень давно миновал. Плохи мои дела! До сих пор не привела гостя к столам Аурелиона. Полуголых рабынь в ошейниках посылают на верфь не воздухом дышать, а платежеспособных клиентов подыскивать.
Чуть распахнув шелковое платье, я встала на колени перед каким-то матросом, глядя на него снизу вверх и зазывая:
— Возьми меня в «Чатке и курле», хозяин.
Он пнул меня, да так, что я полетела на горячие доски.
