— Кажется, теперь ты не такая дерзкая, как раньше, — заметил он.
— Нет, хозяин, — ответила я плача.
Схватив за щиколотки, он оттащил меня от стены. Я со стоном откинула голову. Ухо проколото! Может, само по себе это ничего и не значит, но только не на Горе. Теперь почти наверняка когда-нибудь проколют и второе, и стану я девушкой с проколотыми ушами, ничтожнейшей из рабынь. Тот пронзительный, как от боли, вопль — это же девушке прокалывали ухо! Тогда я не поняла, что с ней делают. И не от боли кричала она так отчаянно — от горя и стыда! Ухо проколото!
Я с упреком взглянула на Раска иэ'Тревы. Он рассмеялся. Прекрасно понимал, что сотворил надо мною, и знал: понимаю это и я.
— Сладка ли тебе твоя месть, хозяин? — спросила я.
— Я еще и не начинал мстить, крошка, — ответил он и раскинул в сторону мои ноги.
Не поддамся! Я отвернулась. Коснувшись каменного пола, чуть слышно звякнул серебряный листочек. Но руки его действовали безошибочно.
— Нет! — молила я. — Не заставляй меня кончить!
А он не ведал снисхождения. Себя забыв, трепеща от малейшего прикосновения, я изогнулась, с исступленным криком припав к нему.
А потом я лежала у его ног, опустошенная, побежденная, сдавшаяся. Рабыня.
Он поднял голову.
— Дым!
Теперь и я почувствовала запах гари.
— Крепость горит. Вставай, рабыня!
Я кое-как поднялась. Ноги едва держали.
Миновав пылающие коридоры, вскарабкавшись по лестнице, спустя несколько энов мы выбрались на крышу, а потом — на перекинутый к крепостной стене узенький мостик. Там, на стене, ждало несколько тарнов — огромные могучие птицы, верхом на которых летают горианские воины.' Крышу одного из зданий уже лизали языки пламени. На стене людно. К седлам тарнов приторочены тюки с награбленным, с седельных лук свешиваются связки посуды. Рядом с крылатыми чудовищами — рабыни. Руки сцеплены над головами, наручники продеты в стремена. Тарны взлетят — и девушки повиснут на цепях, по две с каждого бока. Позади нескольких тарнов привязаны канатами огромные корзины. В них — тоже рабыни и всевозможные товары. А вот и Саша. Стоит у стремени, руки над головой. В глазах — страх. Мужчины поспешно вскакивали в седла. Внизу, во дворе, на цепи — Борчофф и его воины, прислуга с заставы. Вокруг — клубы дыма. По двору мечутся спущенные с привязи тарларионы. Мужчины шарахаются в стороны, чтобы не затоптали. Мой новый повелитель уже тянул меня за руку.
— Надо спешить, предводитель, — обратился к нему один из мужчин.
— Нужно двигаться под покровом темноты, — добавил помощник. — Мы должны успеть на встречу с тем купцом до рассвета.
— По седлам! — ухмыляясь, приказал ему Раек из Тревы.
Усмехнувшись в ответ, мужчина метнулся к подвешенной к седлу огромного тарна лесенке.
Я все смотрела вниз. Ворота крепости распахнулись, тарла-рионы бросились на волю.
Меня подтолкнули к воину, который отвел меня к корзине.
Томящийся во дворе Борчофф взглянул вверх. Раек из Тревы вскинул руку, приветствуя воинов. Ворота открыты. И Борчоффу, и его людям — пусть они и скованы цепью все вместе — ничто не мешает выйти из крепости, спастись от огня.
Раек из Тревы окинул быстрым взглядом своих воинов и тарнов, поклажу, добычу, рабынь.
Воин легко поднял меня и запихнул в огромную корзину с плоской крышкой, открывающейся сверху наподобие люка. Придавил голову, заталкивая между других девушек. Скорчившись, я примостилась у самой стенки. Теснота — не шевельнуться. Дверца над нашими головами захлопнулась. Ее крепко привязали снаружи. Я встала на колени. Туг не выпрямишься. В этой тюрьме нас восемь. Руки связаны за спинами. Сюда же, в корзину, напихали шелка и золото. Я огляделась. Как селедки в бочке! У других девушек, как и у меня, в ушах серебряные листочки — поймавшие их мужчины пометили свою добычу.
— Хо! — прокричал Раек из Тревы.
Воин, что посадил меня в корзину и запер за мною люк, проворно взобрался в седло. Наша корзина канатами привязана к стременам. Тарн взлетит, и вместе с ним взмоет к небо корзина. Дело лишь за командой на взлет.
— Хо! — прокричал Раек из Тревы и дернул поводья.
— Хо! — раздались возгласы воинов.
Тарн Раска забил могучими крыльями — футов тридцать в размахе, а то и больше. Я сжалась от страха.
С пронзительным криком тарн Раска взлетел над стеной заставы Турмусовых Камней. Следом взмыли ввысь и остальные. Даже в спасительной корзине захватывало дух — так свистел в ушах ветер. Останься кто-нибудь на стене — непременно снесло бы потоком воздуха вниз.
На мгновение провиснув, канаты натянулись. Пролетев над двором, мы набрали высоту и, миновав крепостную стену, пристроились в хвост к остальным. Когда корзина ухнула со стены в сторону двора, мы завизжали от страха, но она тут же выровнялась, повисла под тарном. Рывок — и мы поднимаемся в небо, кажется, вот уже и до горианских лун рукой подать.
Сколько же беспомощных, опутанных веревками рабынь с серебряными листочками в ушах перебывало в этой корзине? И сколько еще в ней окажутся?
Под нами, стремительно уходя вниз, полыхала застава Турмусовых Камней.
Глава 13. МЕНЯ ПРОДАЮТ С АУКЦИОНА
С меня сорвали попону. Я испуганно вскрикнула.
— На помост, рабыня! — приказал мужчина.
— Да, хозяин, — пролепетала я. Он ткнул меня плеткой.
К помосту спиралью поднимались истертые деревянные ступени. У подножия сбились в кучу сидящие на корточках рабыни. И Сульда тут, и.Тупа — сидят, вцепившись в окутавшие тела попоны. Сашу, да и не только ее, уже продали.
Не может такое со мной случиться! Не могут они меня продать!
В спину ткнулась рукоять плетки. Я начала медленно подниматься по вогнутым широким ступеням, истертым босыми ногами бессчетного множества девушек.
До помоста — двадцать шагов.
Волосы у меня теперь гораздо длиннее — на Горе их ни разу не стригли, только подравнивали, придавая форму. Свешиваются ниже плеч, развеваются за спиной — такую прическу называют здесь «рабское пламя».
И турианского ошейника я больше не ношу: распилив, его сорвал с моей шеи раб, над которым стоял надсмотрщик с кнутом. Один раз ему досталось — когда палец его коснулся моей шеи. Намеренно сделал он это, нет ли — не знаю. И серебряного листочка, знака того, что мне довелось стать добычей Раска, воина и налетчика из Тревы, уже нет в левом ухе. Еще до рассвета меня продали работорговцу, расположившемуся на биваке в предместье Ара. Обнаженную, швырнули к его ногам. Быстро, со знанием дела произвел он подробный осмотр, заставив меня рыдать от стыда. Раек из Тревы выручил за меня пятнадцать медных тарсков. Для землянки — совсем неплохо. Сумму эту внесли в расчетную книгу. Еще одну книгу держал в руках воин Раска. Внесли мою цену и туда, указав, на чей счет отнести, кем была поймана — Раском, воином из Тревы. После занесения в обе книги записей сведений о моей продаже проволочное колечко, на котором висел серебряный листок, срезали с моего уха, листочек передали воину, который вел записи в расчетной книге Раска, а тот бросил его в стоящий неподалеку ящик. Как скотину бессловесную, меня толкнули к цепи, поставили в затылок за Сульдой. Щелчок — болтающийся у меня на шее турианский ошейник пристегнули к звену тяжелой цепи. За мной поставили Тулу. За нее выручили всего двенадцать тарсков меди.
