— Тебя обмерили, когда ты была без сознания, — улыбнулась она, — перед тем как отправить тебя с Земли.
— Как я сюда попала?
— Голая, без сознания, в рабской капсуле. Я содрогнулась.
— А знаешь, кто предназначил тебя для ошейника? Кто из сотен девушек выбрал в рабыни именно тебя?
— Нет, госпожа. — Я!
— Но почему, госпожа?
— Потому что мне так заблагорассудилось. Хотелось, чтоб ты была моей рабыней.
Я в ужасе смотрела на нее. Вдруг у самых моих губ очутилась плеть.
— Прижмись губами к плетке! Я повиновалась.
— В чем долг рабыни?
— Абсолютное повиновение, — прошептала я.
— Целуй плеть!
Не сводя с меня глаз, она отступила к креслу, села. В правой руке — рукоять, в левой — сложенные кожаные плети.
— Я думаю, мы поладим, Джуди.
— Да, леди Элайза, моя госпожа, — проронила я.
Она пристально взглянула мне в лицо.
— Ну и как это, быть рабыней?
— Ужасно, госпожа.
— Я имею в виду — быть рабыней… мужчины?
— О, ужасно, госпожа!
— А мне казалось, что тебе — такой, как ты, — в отличие от меня это должно нравиться.
— О, нет, госпожа! — отвечала я. — Это позор, унижение, страх. Мы во всем должны им повиноваться. Ты и не представляешь, что это такое!
— А разве ты не из тех, кого называют «горячими»?
— О, нет, госпожа!
Что за стыд! Я опустила голову.
— А по-моему, ты — просто шлюха, — заявила она. — Потаскуха! Я всегда так считала.
— О, нет, госпожа!
— Такие, как ты, которые по мужчинам с ума сходят, и позорят наш пол. Из-за таких нам и трудно жить на Земле.
— О, нет, госпожа!
— Вы — порочные, из-за вас нас и считают рабынями! — гневно продолжала она. — Презираю таких! Ничтожества!
Я молча качала головой. В глазах стояли слезы.
— Тебе приятно, когда тебя касается мужчина?
— Нет, госпожа! — уверяла я. — Нет!
Не говоря ни слова, она ела меня глазами. Странный — вспоминала я позже — это был разговор. Каждой во что бы то ни стало хотелось казаться холоднее, бесстрастнее другой. Будто ничего в мире нет желаннее и похвальнее, чем подавить, вытравить естественную свою чувственность. Да, земные женщины, с молоком матери впитавшие ложные ценности, изуродованные противными природе нормами морали, нередко кичатся друг перед другом своей холодностью и, даже переступая порог супружеской спальни, не решаются отбросить эту холодность прочь. Не многие из жен осмелятся предстать перед мужем самкой, сгорающей от желания. А у рабыни выбора нет.
— Как свободной женщине, — заговорила она, — мне нечасто представляется возможность наблюдать, как используют рабыню.
Она бросила на меня любопытный взгляд.
— Теллиус! Барус!
Двое, что привели меня сюда, тут же явились на ее зов. Леди Элайза указала на меня.
— Позабавьтесь-ка с нею!
— Пощади свою рабыню! — вскричала я. Схватив за руки, они опрокинули меня на пол.
Обнаженная — тунику с меня сорвали, — беспомощная, рыдала я, распростершись на полу, сгорая от стыда.
— И это еще не все? — Изумлению леди Элайзы не было предела.
— Она даже до первого рабского оргазма еще не дошла, — скрючившись рядом со мной, отвечал Теллиус.
В отчаянии мотала я головой из стороны в сторону. Так старалась лежать неподвижно! Но от каждого его прикосновения тело сотрясала дрожь. Не было сил сдержать крика.
— А скоро? — спросила она.
— Да. Видишь, как дышит? — объяснял Теллиус. — Вся пятнами пошла. И эти движения, и глаза.
— Пощади, госпожа, пожалуйста! — рыдала я. — Не позволяй им больше меня трогать! Пожалуйста, прошу тебя, госпожа!
И тут я откинула голову и, вцепившись в Теллиуса, зашлась в крике.
— Хозяин мой! — хрипела я. — Хозяин!
— Не двигайся, — приказал он.
— Пожалуйста, хозяин! — захлебывалась я.
— Можешь двигаться.
Я снова с криком вцепилась в него, закрыв глаза, раздирала ногтями его тело. Ближе! Ближе! В безумной судороге запрокинула голову, с приоткрытых губ рвется крик — тело мое отдавалось хозяину.
— Первый рабский оргазм, — провозгласил Теллиус.
— Люблю тебя, хозяин! — заходилась я. Мыслей о леди Элайзе — как не бывало. Я, рабыня, — в объятиях мужчины Гора. Лаская его, покрывая поцелуями его тело, я молила: «Еще! Еще, хозяин!»
— Вот шлюха! — хихикала леди Элайза.
— Еще, хозяин! — кричала я.
— Так и знала, что ты такая, еще в колледже! — торжествовала она. — Очаровательная Джуди! Шлюха!
— Прошу тебя, хозяин! — Я ловила губами волоски на плече Теллиуса.
— Нет, ты не шлюха, — кипятилась, глядя на меня, леди Элайза, — ты хуже. Ты — рабыня!
— Люблю тебя, хозяин, — шептала я.
— Кончай! — Леди Элайза раздраженно встала. — И проследи потом, чтоб вымылась, привела себя в порядок и ко мне явилась в чистой тунике.
— Да, леди, — ответил Теллиус.
Леди Элайза вышла из комнаты. Я со страхом глядела на Теллиуса.
— Прошу тебя, хозяин, не спеши!
— Не бойся, шлюшка, — успокоил он.
Нет, он не спешил. И сладостную рабскую дань получил от меня сполна.
А когда, пнув меня напоследок, поднялся на ноги Барус, я была выжата, как лимон.
— На колени, — приказала леди Элайза.
Уже переодетая в чистую тунику, я преклонила перед ней колени в ее спальне.
— Ты долго, — попеняла она.
— Прости рабыню.
— Ну что, сомневаешься теперь, что ты рабыня?
— Нет, госпожа. — Вспомнив Теллиуса и Баруса, я опустила голову.
— Приготовь мне ванну.
Я сходила за водой, зажгла небольшую масляную лампу на железной треноге под нагревательным сосудом. Рабыня-служанка должна точно знать температуру воды, в которой предпочитает нежиться хозяйка. Леди Элайза скажет мне об этом лишь однажды. А потом, стоит раз ошибиться, меня ждет наказание. Церемониться со мной она не станет. Так что надо служить безупречно. Но вот вода согрелась. Я приготовила душистые масла, полотенца и пену для ванны.
